Большое окно с бронзовой рамой, застекленной мутными стеклами, было распахнуто. Ветерок надувал тяжелые занавеси из дорогих паволок. Варда подошел к окну и облокотился о мраморный подоконник.
Слева светился золотом купол Триконха, справа выступал мраморный вестибюль императорской термы. А впереди, за неприступной грядою стен, сверкал и переливался Босфор. Были хорошо видны кисточки кипарисов на азиатском берегу. По лазурной глади вод, отражаясь в ней, словно в зеркале, проходила мощная трирема, одновременно перенося две сотни весел. А ей навстречу летели пять лодий, распустив полосатые паруса, – варанги спешили домой.

2

Путь «из греков в варяги»
Асмуд хевдинг не вторил трусливым купцам, плывущим за море вдоль берегов, – так и дольше, и опаснее. Бурю всегда лучше переждать вдали от суши с ее мелями и рифами. Лодьи пересекли Понт Эвксинский, прозванный Русским морем, по прямой, зашли за покупками в Херсон и двинулись к реке Непру, который ромеи звали Борисфеном. Четыре недели поднимались лодьи вверх по реке. Грести варанги могли и быстрее, но куда было спешить? Не в поход шли, а из похода…
Ранним июньским утром лодьи Асмуда хевдинга, скаля зубастые пасти драконов на высоких штевнях, отчалили от пристаней Витахольма. Парусов не распускали, шли на веслах. Начиналось лето, разлив вешних вод давно минул, однако течение Непра не растеряло мощи. Свивая притоки, Непр нес на юг великую массу мутной влаги. Но сильные руки варягов одолевали могучую реку, единым махом окуная в воду десятки весел. Сливая усилия, они загребали на общем выдохе, и пенные бурунчики вскипали, расходясь от острых форштевней.
Асмуд хевдинг оперся спиной о мачту. Поскрипывая кольчугой, сложил руки на груди. Красиво идем!
Он окинул взглядом широкие спины гребцов, бугрившиеся желваками мышц, оглянулся на лодьи, шедшие следом, перевел глаза на тающие синие тучки с лиловой опушью. Ночная гроза уходила на закат, пятная холмы отсветами зарниц. Плотно сжатые губы хевдинга дрогнули в скупой улыбке.
Три года минуло с тех пор, как покинули они родные пределы, их одежды пропахли дымом походных костров и чужих очагов. Две сотни молодых, буйных дренгов водил он в Миклагард. Василевсы ромеев всегда привечали варягов, прозывая их по-своему, «варангами из страны Рос». Воинство Асмуда без разговоров взяли на почетную службу в великую этерию – личную гвардию императора. А кому еще охранить венценосца? У ромеев воины перевелись – мелочь всякая служит, трусливая и жадная до чинов и наград, будто для смеху нацепившая на свои слабые тельца золоченые панцири. А росы с малолетства к мечу приучены, их рука тверда, взгляд бестрепетен, сердце сурово. Недаром пылкие и страстные южанки искали их ласк! И находили…
– Архонт Асмуд! – окликнули хевдинга.
Асмуд повернулся навстречу глыбоподобному ромею, затянутому в черную рясу. Лицо ромея было сплошь покрыто волосами, длинные кудри цеплялись за курчавую бородку, оставляя лишь немного места для хрящеватого носа с горбинкой да черных глаз, цепких и холодных. Это был Агапит Комнин, то ли диакон, то ли иерей – в общем, жрец Распятого. Асмуд презирал христиан, а попов и вовсе считал за врагов веры, но Агапит был непрост. От него исходило ощущение силы и опасности. Другой бы ни за что не согласился плыть в Гарды вместе с варягами, а Агапит сам напросился в Херсоне – надо было ему сменить прежнего священника в Альдейгьюборге, в тамошней церквушке. Зачем, Асмуд не понимал. Все равно ведь в ту церковь никто не ходит! Но просьбу смелого попа уважил.
– Как спалось? – усмехнулся Асмуд.
– Скверно, архонт, – признался Агапит. – А мы что, так и будем плыть? Без остановок?
– В Мелинеске постоим чуток, – прищурился Асмуд. – На торгу побываем, друзей проведаем… Там Непр кончается, и начинается Верхний волок.
Асмуд подошел ближе к борту и оперся о распаренное плечо гребца.
– Рогволт, – спросил он, – а это что там такое белеет?
Рогволт приподнялся со скамьи, выглядывая за щиты, навешанные на борт.
– Это колбяги! – уверенно сказал он. – С год как поселились! Мне в Витахольме сказывали…
– Колбяги? – нахмурил брови хевдинг, не отрывая острых глаз от приземистых срубов, белевших свежим деревом. – Не слыхал! Какого они хоть роду-племени?
– Да тоже славины!
– Славины-склавины… – усмехнулся Асмуд и гаркнул: – Братие! А не разжиться ли нам трэлями? А?!
– Любо! – заорала, загоготала, засвистела братия.
– Вольгаст! Правь к берегу! – скомандовал хевдинг.
Старый Вольгаст-кормщик осклабился, тряхнул седой гривой и шевельнул рулевым веслом, направляя лодью к селению колбягов. Протрубил рог, разнося приказ хевдинга, и еще четыре лодьи покинули стрежень, сворачивая к берегу. Рабов словить? Любо!
Селение было невелико – десяток землянок, пара шалашей и три больших, длинных дома, сложенных из саманного кирпича, крытых поверху камышом. Хозяйство у переселенцев только-только налаживалось, но жили они без опасу – ни ров не копан вокруг, ни вал не сыпан.
Асмуд пренебрежительно скривился – его гридни, даже если на одну-единственную ночь разбивали лагерь, обязательно обносили шатры крепким частоколом. И выставляли дозор. В степи, конечно, труднее деревом разжиться, но здесь-то что мешает? Вона, лес какой!
За хатами колбягов вставали высоченные дубы, клены и грабы. Вывод? Или жители здешние ленивы, или глупы. И то и другое наказуемо…
– Эгей, гридь! – кликнул Асмуд. – Берем только девок и мужиков помоложе! Крут! Заходишь слева! Лидул! Твои справа! Гляди, чтобы в лес не смылись!
Лодьи, разогнанные веслами, врезались в глинистый берег.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17