Но вернемся к Юлингу. – Лют полистал содержимое своей папки. – Ага, вот. Он оказался в списке ста шестидесяти шести раненых, которых вывозили из Готенхафена и Данцига. – Захлопнув папку, капитан положил ее на стол и посмотрел на Ротманна. – Вот, собственно, и всё. Известно только, что на этом судне вывозились лишь тяжелораненые. Не при смерти, но всё же. Как туда угораздило попасть Вилли – ума не приложу, ведь практически все раненые были моряками. – Лют встал. – Так что при желании вы можете поинтересоваться в канцелярии померанской группировки, хотя сейчас там наверняка большая неразбериха.
– А что известно о спасенных?
– Пока говорят о тысяче человек. Точных данных нет и не скоро будут. Их подбирали несколько кораблей и развозили в самые разные места. Многие продолжают умирать от переохлаждения.
Ротманн, понимая, что других подробностей не услышит, вынужден был поблагодарить капитана. Прощаясь, он молча вскинул правую руку вверх, на что убежденный нацист Вольфганг Лют ответил менее энергично, как и подобает старшему по званию и еще более старшему по занимаемой должности.
Возвращаясь пешком домой, Ротманн думало Юлинге. Он не был особенно потрясен – в конце концов их всех ждало что-то подобное, и они это знали. Но почему «Густлов»? Был ли Юлинг в сознании и знал ли, куда попал? Помнил ли он рассказ Дворжака? Впрочем, если был в сознании, то наверняка вспомнил.
Нет, всё это не просто так. Это не может быть простым совпадением. Слишком уж…
Придя домой, он стал просматривать сегодняшние газеты в надежде выловить хоть какую-то информацию о событиях в Балтийском море. В это время в дверь постучали. Это был сосед. Дан никогда не звонил Ротманну, давая особым стуком своего мундштука понять, что это он, и никто иной. Можно было смело выходить хоть в трусах, не опасаясь наткнуться на посторонних, – за дверями мог быть только отставной моряк в старом халате, с прокуренной костяшкой в зубах.
Но на этот раз вместо шахматной доски в руках капитана была бутылка. Ротманн понял, что что-то произошло. Они молча посмотрели друг на друга, после чего Ротманн посторонился, пропуская соседа, и закрыл за ним дверь.
– Сегодня мне позвонил капитан Лют, – сказал Дан, усаживаясь в кресло. – Он просматривал списки пассажиров «Вильгельма Густлова». Искал там знакомых моряков и выпускников своей школы. – Он вздохнул. – Я думал, мой Фриц плавает в Атлантике, а на берег сходит где-нибудь в Вильгельмсхафене. А его занесло на Балтику…
– Его нашли в списке? – спросил Ротманн, когда Дан, задумавшись, замолчал,
– Да. В списке раненых, которых собирались вывезти. Нет ничего нелепее для подводника, чем утонуть в качестве пассажира на гражданской посудине.
– Ты рано делаешь выводы, – стал возражать Ротманн, – там много спасенных, в том числе и среди эвакуированных раненых.
– У тебя есть какая-то информация, Отто?
– Нет, но мне об этом час назад рассказывал сам Лют. Я был у него. Там среди раненых оказался и мой недавний сослуживец. Ты должен был видеть его – он иногда приходил сюда.
– Такой молодой и лощеный?
– Вот-вот. Это Юлинг. Уж как его-то туда занесло…
– И что же тебе сказал Вольфганг?
– Да в общем-то мало что. Спасено более тысячи человек. Точных данных и списков пока нет. Но раненых спасали особо, и ты по-прежнему должен надеяться.
– А кто тебе сказал, что я не надеюсь? Даже если спасся один человек, я буду считать, что это мой сын, пока меня в этом официально не разубедят. Давай, тащи, что там у тебя есть. Шахматы сегодня отменяются. И чай тоже…
Антон стоял у окна и вслушивался в завывания ветра. Несколько дней назад Ротманн рассказал ему о внезапном переводе Юлинга в действующие на Восточном фронте войска и недавнем обнаружении его фамилии в списке пассажиров утонувшего лайнера. Они коротко поговорили на эту тему, не придя ни к какому выводу. Потом Ротманн сказал, что опасается, как бы новый начальник гестапо не раскопал дело о неустановленном психе со странными предметами в карманах. Если он заинтересуется этими самыми предметами и захочет на них взглянуть, а они лежат в одной из коробок в их хранилище, то это чревато большими неприятностями.
Когда он уходил, Антон еще раз вспомнил о Юлинге, посочувствовав его фатальному невезению.
– Между прочим, прощаясь со мной, он посоветовал вас убрать, – сказал Ротманн с насмешкой во взгляде.
– Что ж, может быть, я на его месте посоветовал бы то же самое,
Вспоминая этот разговор, Антон услышал лязг ключа в замочной скважине. Пришел Ротманн. Он посмотрел на настенные часы – было около двенадцати – и поздоровался. Бросив на кресло большой сверток и свое меховое кепи полувоенного образца, он, не снимая пальто, сел на стул и достал из внутреннего кармана пачку документов,
– Вам нужно исчезнуть вторично. На этот раз из города.
– А что случилось? – сердце Антона екнуло.
– Боюсь, Веллер скоро всё же доберется до вас. А значит, и до меня. К тому же вам представился подходящий случай уехать именно сейчас. Вот, возьмите, – Ротманн протянул Антону документы. – С этой минуты вы Адам Родеман, фольксдойче из Риги. Вас с братом родители вывезли еще детьми в двадцатом году. Жили в Чехословакии. В Германии несколько лет. Живете в маленьком городке Герлиц, о чем в паспорте имеется прописка. Запомните адрес. Это у самой восточной границы, русские уже в тридцати милях оттуда, так что скоро он будет оккупирован и что-либо проверить относительно вас станет невозможно. Здесь ваша трудовая книжка. Медицинское свидетельство, согласно которому вы непригодны даже в фольксштурм по причине эпилепсии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166