– Прошу отнестись к моим показаниям очень серьезно, т. к. я могу подтвердить свои слова знанием огромного числа исторических фактов, которые произойдут относительно вашего времени только в будущем»
– А ведь он не похож на психа, Теодор, – сказал майстер, глядя на Антона, но обращаясь к распрямившемуся после прочтения бумаги вахтмайстеру.
– Не похож, герр майстер, – согласился Теодор.
– А когда нормальный человек может написать такое? – спросил майстер и сам же ответил: – Когда он не уважает полицию и в ее лице власть. – И вдруг, вскочив, заорал: – Ты что себе позволяешь?! Ты где находишься? Знает он факты!
– Герр майстер, может, объяснить ему, где он находится? – предложил Теодор.
Старший сел и, несколько успокоившись, снова посмотрел на непонятные предметы на своем столе.
– Это успеем, – уже более спокойно сказал он. – Помнишь, рассказывали, как в Шлезвиге или в Каппельне задержали при проверке документов человека, который тоже нес какую-то несусветную чушь и называл себя не то генералом Людендорфом, не то адмиралом Шеером. Несколько дней не могли о нем ничего узнать. А потом он оказался столяром из Бремена, свихнувшимся при бомбежке. Его дом разнесло у него на глазах, когда он был неподалеку. Все погибли, а он, тронувшись рассудком, ушел как был, без документов, и пешком пришел аж в наши края.
Говоря всё это, майстер не сводил глаз с Антона, вероятно, давая ему понять, что они много чего тут повидали и знают, что к чему.
– Но этот на такого не похож, – добавил он, помолчав.
– Не похож, герр майстер, – снова согласился Теодор. Старший полицейский встал, подошел к двери и, открыв ее, крикнул в коридор: «Оберлейтенант не приходил?» Получив какой-то ответ, он закрыл дверь и сказал:
– Ну ладно, позвоню сам в гестапо. В конце концов, это их дело. На беглого он не похож, на парашютиста вроде тоже. А у сумасшедших таких вещей в карманах не бывает. Да и одет как-то не очень… Давай-ка, Теодор, садись за опись и протокол. Я и так всю ночь на ногах. Взяли его у военно-морской школы сегодня, тринадцатого октября, в семь часов десять минут.
С этими словами майстер достал из шкафа серо-голубую картонную коробку, вытряхнул из нее в корзину у стола какой-то мусор и стал складывать туда вещи Антона. Затем, поставив коробку на второй стол, за которым уселся Теодор, он распорядился:
– Опиши всё. Ну а вы, – обратился он уже к Антону чуть ли неласково, – пойдемте со мной.
Антон, у которого при слове «гестапо» в глазах потемнело, встал как в полусне и поплелся за полицейским. Через две минуты он стоял посреди маленького помещения тюремного типа, а за его спиной скрипуче закрывалась железная дверь.
Антон сел на железную кровать с жиденьким драным матрацем и решил наконец собраться с мыслями.
– Итак, во-первых, что произошло? Либо я оказался в роли подопытного кролика в чьем-то эксперименте, либо стал жертвой какого-то природного катаклизма. В первом случае, если эксперимент продолжается и не вышел из-под контроля экпериментаторов, шанс на возвращение теоретически есть. Как они меня сюда забросили, так могут и вернуть. В случае природного катаклизма рассчитывать на то, что что-то там еще раз щелкнет, но уже в обратном направлении, не приходится. В этом случае остается как-то приспосабливаться и доживать здесь остаток дней.
Последняя мысль просто убивала. Он никогда уже не сможет увидеть родных, не узнает, как окончит школу его дочь. Даже если он выпутается и окажется в безопасности, жить без компьютера, без телевизора, который, правда, лет через десять-пятнадцать должен появиться, не просто скучно, а невыносимо.
Рассуждения Антона, хоть и приобрели некую стройность, всё же были еще размыты и малопродуктивны. Многие фразы он мысленно повторял по нескольку раз просто потому, что не мог окончательно успокоиться и сосредоточиться.
– Черт возьми! Но почему именно сюда? Почему, к примеру, не в Америку или Англию? Конечно, и в этом случае такое свинство подарком не назовешь, но там хотя бы моей жизни не угрожала опасность. Собрали бы ученых, стали бы разбираться. Может, приняли бы за больного и отправили бы в больницу. Здесь же отправят в лучшем случае в концлагерь. Между прочим, попади я в сорок четвертый год к своим, так еще неизвестно, что было бы хуже. Энкавэдэшники тоже особо не стали бы разбираться. Был бы у них через пару часов японским шпионом или абверовским диверсантом с отбитыми почками.
Надо срочно что-то придумать. Антон лег на топчан и укрылся тонким и грязным одеялом. Было дьявольски холодно. Итак, чтобы не попасть в лагерь или сразу к стенке (с них станется), надо как-то доказать, что он говорит правду. Их нужно заинтересовать каким-то таким фактом, о котором простой смертный здесь знать никак не может. Казалось бы, чего проще! Он знает столько такого о дальнейшем развитии событий, что мог бы написать об этом целую книгу. Он знает точную дату окончания войны, ему известна судьба многих германских руководителей. Да и множество конкретных событий, так сказать, местного значения ему тоже известны. Взять, к примеру, потопление «Вильгельма Густлова». Несколько дней назад Антон собирал в Интернете материал по этому эпизоду войны. Да вот только произойдет он через три с половиной месяца, и, значит, сейчас эти его знания не имеют ровно никакого значения. Нужно искать в памяти что-то такое, что свершится завтра или в крайнем случае в течение ближайших дней.
– Начнем с того, что сегодня, если я не ослышался, тринадцатое октября сорок четвертого года. Что происходило в это время? – Антон с полчаса лихорадочно вспоминал всё, что он знал об этом периоде войны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166