«Убогие» старики, «марксисты-и
деалисты» сильны были своим духом, животворящим, неиссякаемым и вечным.
Отец знал семью Аллилуевых очень давно, еще с конца 90-х годов. Он оч ень люб
ил и уважал их обоих, Ц и это было взаимно. Об их первых встречах, связанны
х с работой подпольных кружков, много написано в воспоминаниях дедушки,
Ц я не буду этого повторять. Кстати, семейное предание говорит о том, что
в 1903-м году отец, еще молодой человек тогда, спас маму. Это было в Баку; ей был
о два года, она играла на набережной и свалилась в море, Ц он вытащил ее из
воды. Для мамы, впечатлительной и романтичной, такая завязка наверное им
ела огромное значение, когда она встретилась с отцом позже, шестнадцатил
етней гимназисткой, а он приехал из Сибири, ссыльный революционер 38-ми ле
т, давний друг семьи… Что могу помнить я?… Я помню только, что бабушка и дед
ушка жили постоянно у нас на даче Зубалово, Ц хотя их комнаты были всегда
в противоположных концах дома. Они сидели за столом вместе с отцом, котор
ого дедушка называл «Иосиф, ты», а бабушка «Иосиф, Вы», а он обращался к ним
очень почтительно и называл их по имени и отчеству. Так было, я помню, и пос
ле смерти мамы. Родители страшно тяжело перенесли ее смерть, но они слишк
ом хорошо понимали, как тяжело было это и для отца, и поэтому, Ц как мне каж
ется и казалось, Ц в их отношении к нему ничего не переменилось. Эта обща
я боль не обсуждалась никогда вслух, но незримо присутствовала между ним
и. Может быть, поэтому, Ц когда весь дом наш развалился, Ц отец все чаще у
клонялся от встреч с бабушкой и дедушкой. До войны он еще виделся с ними, в
свои редкие приезды в наше бывшее гнездо, Зубалово. Это бывало обычно лет
ом и все собирались где-нибудь за столом в лесу, на свежем воздухе и обеда
ли там. Но, по-видимому, отцу эти визиты были слишком болезненным напомина
нием о прошлом. Он обычно уезжал мрачный, недовольный, иногда перессорив
шись с кем-нибудь из детей. Дедушка и бабушка всегда выходили повидать ег
о. Дедушка приходил и на нашу квартиру в Кремле и, бывало, подолгу сидел у м
еня в комнате, дожидаясь прихода отца к обеду. Обедали обычно часов в 7-8 веч
ера, когда отец приходил после рабочего дня из своего кабинета в ЦК или в С
овете министров (то гда еще Ц Совнаркоме). Обедал он всегда не один, и деду
шке удавалось, в лучшем случае, посидеть вместе с ним за столом, молча… Ино
гда отец подтрунивал над его мемуарами, но все же из уважения к старику, не
позволял себе никаких грубых шуток по этому поводу. Иногда, когда с отцом
приходило слишком много народу, дедушка вздыхал и говорил: «Ну, я пойду к с
ебе. Зайду в другой раз». А другой раз представлялся ему через полгода, или
через год, Ц раньше он не мог никак собраться, потому что это было для нег
о, по-видимому, тяжелым испытанием. В силу своей деликатности и чрезмерно
й щепетильности, дедушка никогда не спрашивал отца о судьбе своего зятя
Реденса, хотя судьба его собственной дочери, Анны, разбитая жизнь ее и ее с
ыновей его очень тревожили. Он только тихо и молча страдал от всего этого,
и насвистывал себе что-то под нос, Ц такая у него появилась привычка. Еще
была тут и гордость Ц ничего не просить, ничего никогда не вымаливать, не
выклянчивать… Люди без самолюбия, без чувства собственного достоинств
а этого понять не могут. Как! рядом с таким человеком и ничего не выпросить
?! Да, ничего… Бабушка была в этом смысле проще, естественнее, примитивнее.
Обычно у нее всегда накапливался запас каких-либо, чисто бытовых жалоб и
просьб, с которыми она обращалась в свое время в удобный момент еще к Влад
имиру Ильичу (хорошо знавшему и уважавшему всю семью), а позже к отцу. И хот
я время разрухи и военного коммунизма давно прошло, бабушка в силу своей
неприспособленности к «новому быту» часто оказывалась в затруднениях
самых насущных. Мама стеснялась много помогать своим родным и «тащить вс
е из дома», Ц тоже в силу всяких моральных преград, которые она умела пер
ед собой воздвигать, и часто бабушка, совершенно растерянная, обращалась
к отцу с такой, например, просьбой: «Ах, Иосиф, ну подумайте, я нигде не могу
достать уксус!» Отец хохотал, мама ужасно сердилась, и все быстро улажива
лось. После маминой смерти бабушка чувствовала себя у нас в доме стеснен
но. Она жила или в Зубалове, или в Кремле, в своей маленькой чи стенькой ква
ртирке, одна среди старых фотографий и старых своих вещей, которые возил
а с собой по всем городам всю жизнь: потертые старинные кавказские коври
ки, неизменная кавказская тахта, покрытая ковром (с ковром же на стене, с п
одушками и мутаками) какие-то сундучки столетней давности, дешевые пете
рбургские безделушки, Ц и всюду чистота, порядок, аккуратность. Я любила
заходить к ней, Ц у нее было тихо, уютно, тепло, но бесконечно грустно. О че
м же веселом могла она говорить?… Но здоровье и жизнелюбие ее были неисто
щимы. Уже за 70 лет она выглядела превосходно. Маленького роста, она всегда
держала голову как-то очень прямо и гордо Ц от этого, казалось, прибавлял
ся рост. Всегда в чистом, опрятном платье, слепленном своими руками из как
ого-то своего старья, всегда с янтарными четками, намотанными на запясть
е левой руки, прибранная, причесанная, она была красива; никаких морщин, ни
каких следов дряхлости не было. Последние годы ее стала мучить стенокард
ия, Ц результат душевных недугов и переживаний. Она мучительно думала и
никак не могла понять Ц почему же, за что попала в тюрьму ее дочь Анна? Она
писала письма отцу, давала их мне, потом забирала обратно…
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67