Иногда ей не то сня
тся сны, не то являются галлюцинации Ц она уверяет потом, что видела мужа
, что говорила с ним. Она живет в своем мире, где воспоминания прошлых, давн
их лет, видения, тени мешаются с сегодняшним днем. Только годы тюрьмы Ц ше
сть лет Ц она никогда не вспоминает. Память ее удерживает лишь доброе, ин
тересное, замечательных людей, которых она повидала немало.
Долго убеждала она меня написать все, что я могу знать и помнить. Я упрямо
отмахивалась, мне казалось, что это никому не нужно, что это неудобно дела
ть, бестактно, пошло… Ты переубедил меня, видишь, друг мой, ты сумел меня пе
реубедить и теперь я уже не могу оторваться от пера… И все, что я знаю, выра
стает для меня самой в значительное, нужное, важное…
Анна Сергеевна умерла в ав
густе 1964 года в загородной Кремлевской больнице. После тюрьмы она боялась
запертых дверей, но, несмотря на ее протесты, ее однажды заперли на ночь в
палате. На другое утро обнаружили ее мертвой…
Чтобы закончить портреты маминых братьев, надо сказать несколько
слов о Федоре. Он не избежал общей участи своей семьи, Ц судьба сломила е
го только немного раньше, чем других. Это был молодой человек с незаурядн
ыми способностями к математике, физике, химии. Перед самой революцией ег
о приняли в аристократическую касту гардемарин только благодаря его ис
ключительной одаренности. Потом последовала революция, гражданская во
йна. Конечно, он тоже воевал. На войне ему захотелось в разведку, Ц его реш
ил взять к себе Камо
Тер-Петросян, кавказский большевик.
, легендарный, бесстрашный Камо, хорошо знавший его родителей еще п
о Тифлису. Но Камо не рассчитал. То, что могли вынести, не моргнув глазом он
сам и его разведчики, обладатели стальных нервов, было не под силу другим
… Он любил делать «испытания верности» своим бойцам. Вдруг инсценировал
налет: все разгромлено, все захвачены, связаны, на полу Ц окровавленный т
руп командира… Вот лежит, тут же, его сердце Ц кровавый комок на полу… Что
будет делать теперь боец, захваченный в плен, как поведет себя? Федя не вы
держал «испытания». Он сошел с ума тут же, при виде этой сцены… И болел дол
го, всю жизнь. И навсегда остался полуинвалидом Ц добрый, умный человек, п
роглатывавший книги по всем наукам, писавший без конца какие-то статьи, т
руды, пьесы. Он получил пенсию, и умер в возрасте около 60 лет, ничего не сове
ршив в жизни; он отдал свою судьбу, свою молодость, свое здоровье, талант, г
орячее сердце Ц революции, отдал безраздельно, как мог. Откуда было ему з
нать, что очевидно его мозг был приспособлен для кабинетных занятий и, бы
ть может, тут и лежал путь его судьбы; быть может, здесь он был бы куда полез
нее революции, чем в отряде головорезов Камо …
Но человек не знает своего пути. Ему хочется туда, где машут саблями, где г
рохочут пушки и реют знамена… Я плохо знала дядю Федю, мало с ним встречал
ась. Он очень любил мою маму, любил нас, ее детей. Но из-за своей болезни он б
ыл очень застенчив, одинок, болезнь унесла у него все, даже возможность им
еть семью. Он был некрасив, в отличие от остальных братьев и сестер, только
глаза были чудесные Ц мягкие, карие, теплые. Неопрятный, неаккуратно евш
ий за столом, Ц типичное поведение душевнобольного Ц он не вызывал сим
патии чужих, но близкие и друзья знали цену его знаниям, его начитанности,
его доброму сердцу. Отец мой жалел его (хотя и подсмеивался над его чудаче
ствами), но избегал встреч с ним. Все дети дедушки и бабушки были слишком в
печатлительными, у них были слишком добрые, отзывчивые сердца, чтобы они
могли остаться неуязвимыми в этой чудовищной жизни… У всех были интерес
ные задатки, таланты, способности… Ни один не смог дожить свою жизнь до ко
нца, ни одному не было дано спокойного созидательного существования, ни
один из них не искал сытого мещанского счастья… Я еще не рассказала о мам
е. Я расскажу. Подожди, мне это очень трудно. Подожди немного, о ней потом. Я
и так все время говорю о ней, разве ты не видишь ее все время рядом с дедушк
ой, с бабушкой, с Анной, с Павлушей, с Федором? Разве ты не видишь, как близки
они все и как похожи друг на друга, какие это родственные души? Я все время
хочу воскресить старые годы, прежние солнечные годы детства, поэтому я г
оворю о всех тех, кто был участником нашей общей многолюдной жизни в те го
ды в Кремле и в Зубалове. Мне необходимо еще рассказать тебе о Сванидзе,
Ц о дяде моего брата Яши, Александре Семеновиче, и его жене Марии Анисимо
вне, которые были тогда очень близкими людьми для отца и для мамы.

6

Ты уже мог заметить, что во всей нашей семье, Грузия жила как родина. Для вс
ех, Ц для бабушки с дедушкой, для мамы, Грузия, с ее солнечным изобилием, с
ее горячими чувствами, с ее изяществом, врожденным у князей и крестьян, Ц
этот необыкновенный край, воспетый русскими поэтами, жил в нашем доме со
всем не потому, что это была родина отца. Как раз он сам, быть может, меньше в
сех ею восхищался; он любил Россию, он полюбил Сибирь, с ее суровыми красот
ами и молчаливыми грубыми людьми, он терпеть не мог «феодальных почестей
», оказываемых ему грузинами. Он вспомнил Грузию лишь когда постарел. Быт
ь может, эта общность с Грузией сыграла роль и в том, что родственники перв
ой умершей жены отца, Екатерины Сванидзе, были так дружны с мамой и с ее бл
изкими. Может быть, это мама умела сделать так, что все чувствовали себя хо
рошо с ней в доме отца, в ее доме, где она была хозяйкой, а отец только присут
ствовал, вечно погруженный в гущу политических страстей, борьбы, споров,
разногласий, заседаний…
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67