Один раз взрослые решили позабавить детей и разыграли перед нами к
укольный спектакль «Отелло». Был отодвинут от стены диван, за спинкой ег
о спрятались тетя Маруся и другие, и силами моих неприхотливых кукол был
а поставлена трагедия, получившаяся очень смешной. Потом тетя Маруся пел
а романсы. Мы, дети, не слушали, это нам было неинтересно. В 1937 году был аресто
ван Реденс. Это был первый удар по нашей семье, по нашему дому. Вскоре арес
товали и дядю Алешу с тетей Марусей. Как это могло случиться? Как это мог о
тец? Я знаю лишь одно: он не смог бы додуматься до этого сам. Но если ему это
хитро и тонко подсказали, если ему лукавый и льстивый человек (каковым бы
л Берия) нашептал, что «эти люди Ц против», что «есть материалы, компромет
ирующие их», что были «опасные связи», поездки за границу и т. п., то отец мог
поверить. Я еще напишу отдельно о том, как ужасно опустошен был он, как раз
бит духовно смертью мамы и смертью Кирова. Он перестал верить в людей; мож
ет быть, он всегда не очень-то им верил… Его можно было переубедить. Ему мо
жно было внушить, что этот человек Ц не хороший, как мы думали о нем много
лет, нет, он Ц дурной, он лишь казался хорошим, а на деле он враг, он противн
ик, он говорил о вас дурно, и вот материалы, вот факты, X и Z «показали» на него
… А уж как могли эти X и Z «показать» все, что угодно, в застенках НКВД Ц в это
отец не вникал. Это уж было дело Берия, Ежова и прочих палачей, получивших
от природы сей профессиональный дар… А уж когда отца «убеждали факты», ч
то ранее хорошо известный ему человек, оказывается, дурной, тут с ним прои
сходила какая-то психологическая метаморфоза. Быть может, в глубине душ
и он и сомневался в этом, и страдал, и думал… Но он был подвластен железной,
догматической логике: сказав А, надо сказать Б, В и все остальное. Согласив
шись однажды, что N Ц враг, уже дальше необходимо было признать, что так эт
о и есть; дальше уже все «факты» складывались сами собой только в подтвер
ждение этого… Вернуться назад и снова поверить, что N не враг, а честный че
ловек, было для него психологически невозможно. Прошлое исчезало для нег
о Ц в этом и была вся неумолимость и вся жестокость его натуры. Прошлого,
Ц совместного, общего, совместной борьбы за одинаковое дело, многолетне
й дружбы, Ц всего этого как не бывало, оно им зачеркивалось каким-то внут
ренним, непонятным жестом, Ц и человек был обречен. «А-а, ты меня предал»,
Ц что-то говорило в его душе, какой-то страшный дьявол брал его в руки, Ц
«ну и я тебя больше не знаю!» Старые товарищи по работе, старые друзья и со
ратники могли взывать к нему, помня о прежнем его отношении к ним, Ц бесп
олезно! Он был уже глух к ним. Он не мог сделать шаг обратно, назад, к ним. Пам
яти уже не было. Был только злобный интерес Ц а как же ведет себя теперь N? П
ризнает ли он свои оши бки? Удивительно, до чего отец был беспомощен перед
махинациями Берии. Достаточно было принести бумаги, протоколы, где N «при
знавал» свою вину, или другие «признавали» ее за него. Если же он «не призн
авал», Ц это было еще хуже. Дядя Алеша был крепким человеком. Он так и «не п
ризнал» за собой никакой вины. Об этом говорил Н. С. Хрущев в докладе на XXII Съ
езде партии. Он «не признал» и «не просил прощения», т. е. не стал взывать к о
тцу письмами о помощи, Ц как это безрезультатно делали многие. Дядя Алеш
а проявил силу и мужество настоящего большевика. Это так похоже на него, т
ак вяжется со всем его чудесным обликом. Но он и поплатился за эту свою выд
ержку, за свою человеческую гордость и твердость. В феврале 1942 года, в возра
сте 60 лет, он был расстрелян. Это было уже во время войны. Он находился тогда
под Ухтой, куда был отправлен на неопределенное время. Ему дали после сле
дствия десять лет, и тете Марусе Ц то же самое, но она отбывала срок в Доли
нском, в Казахстане. Но что значили решения суда?… В 1942 году случилась какая
-то «волна», когда расстреливали множество людей в лагерях, до того осужд
енных лишь на работы, на ссылку, на долгое заключение. Повлиял ли на это хо
д войны (еще не произошло поворота к лучшему под Сталинградом, положение
было тяжелым), или снова Берия решил разделаться с теми, кто подробно знал
его темные делишки, и легко склонил на это отца, Ц повода не знаю. Тете Мар
усе вскоре сообщили о смертном приговоре, который вынесли ее мужу… Она в
ыслушала его и умерла от разрыва сердца. Только во время войны, когда оба о
ни находились в лагерях, он Ц на севере, она Ц на юге, им разрешили, наконе
ц, переписку с сыном, находившимся в Москве на попечении своей воспитате
льницы, Лидии Трофимовны. Она спасла жизнь мальчика, деля с ним свой скудн
ый кусок хлеба, который она зарабатывала теперь на швейной фабрике. Я чит
ала эти письма теперь, встретившись с Иваном Александровичем Сванидзе (Д
жоником) через двадцать пять дет. Мы не виделись с 1937 года. Он показал мне эт
и письма и рассказал все, что знал о судьбе родителей. В письмах были обычн
ые, нежные, родительские вопросы к ребенку: здоров ли, как учеба, как устро
илась жизнь? Каждый из них надеялся, что о мальчике позаботятся многочис
ленные родственники. Их было много с той и с другой стороны. Но родственни
ки отказались сделать это. Брат мой Яша хотел было взять мальчика к себе, н
о жена его умоляла этого не делать: мальчик трудный, балованный, да и вообщ
е, мол, у него есть родственники ближе Ц тетки и дядьки. Однако, сестра дяд
и Алеши, Марико, была тогда же арестована и очень быстро погибла в тюрьме.
Брат Марии Анисимовны, на заботы которого о сыне она так надеялась, тоже п
опал в тюрьму;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67