Она позвала меня в свою комн
ату, усадила на свою любимую тахту (все, кто жил на Кавказе, не могут отказа
ться от этой традиционной тахты), и долго внушала, какой я должна быть и ка
к должна себя вести. «Не пей вина!» Ц говорила она, Ц «никогда не пей вина!
» Это были отголоски ее вечного спора с отцом, по кавказской привычке все
гда дававшего детям пить хорошее виноградное вино. В ее глазах это было н
ачалом, которое не приведет к добру. Наверное, она была права, Ц брата мое
го Василия впоследствии погубил алкоголизм. Я долго сидела у нее в тот де
нь на тахте, и оттого, что встречи с мамой вообще были редки, хорошо запомн
ила эту, последнюю. «Ты, все-таки, немножко любишь меня!» Ц сказала она отц
у, которого она сама продолжала любить, несмотря ни на что… Она любила его
со всей силой цельной натуры однолюба, как ни восставал ее разум, Ц сердц
е было покорено однажды, раз и навсегда. К тому же мама была хорошей семьян
инкой, для нее слишком много значили муж, дом, дети, и ее собственный долг п
еред ними. Поэтому Ц я так думаю Ц вряд ли она смогла бы уйти от отца, хотя
у нее не раз возникала такая мысль. Вряд ли… К числу порхающих женщин ее ни
как нельзя было отнести, она была слишком строгой к самой себе. Ее называл
и «строгой», «серьезной» не по годам, Ц она выглядела старше своих лет то
лько потому, что была необычайно сдержанна, деловита и не любила позволя
ть себе «распускаться». Визиты бабушки и Анны Сергеевны ее раздражали Ц
по словам моей няни, Ц именно потому, что обе эти добрые, открытые женщин
ы требовали от нее откровенности. Для них самих было так естественно жал
оваться и плакать Ц она же этого не терпела. Это сдерживание себя, эта стр
ашная внутренняя самодисциплина и напряжение, это недовольство и раздр
ажение, загоняемое внутрь, сжимавшееся внутри все сильнее и сильнее как
пружина, должны были, в конце концов, неминуемо кончиться взрывом; пружин
а должна была распрямиться со страшной силой… Так и произошло. А повод бы
л не так уж и значителен сам по себе и ни на кого не произвел особого впеча
тления, вроде «и повода-то не было». Всего-навсего небольшая ссора на пра
здничном банкете в честь XV годовщины Октября. «Всего-навсего», отец сказа
л ей: «Эй, ты, пей!» А она «всего-навсего» вскрикнула вдруг: «Я тебе не Ц ЭЙ!»
Ц и встала, и при всех ушла вон из-за стола. Моя няня, незадолго до своей см
ерти, когда уж почувствовала, что недолго осталось ей жить, как-то начала
мне рассказывать, как все это случилось. Ей не хотелось уносить с собой эт
о, хотелось очистить душу, исповедаться. Мы сидели с ней в лесочке, недалек
о от той дачи, где я сижу и пишу сейчас, и она говорила. Каролина Васильевна
Тиль, наша экономка, утром всегда будила маму, спавшую в своей комнате. Оте
ц ложился у себя в кабинете или в маленькой комнатке с телефоном, возле ст
оловой. Он и в ту ночь спал там, поздно возвратясь с того самого празднично
го банкета, с которого мама вернулась раньше. Комнаты эти были далеко от с
лужебных помещений, надо было идти туда коридорчиком мимо наших детских
. А из столовой комната, где спал наш отец, была влево; а в мамину комнату из
столовой надо было пройти вправо и еще этим коридорчиком. Комната ее вых
одила окнами в Александровский сад, к Троицким воротам. (…Если теперь вст
ать около касс театра Дворца съездов и смотреть чуть правее Дворца съезд
ов, через Александровский сад, то там виднеется здание Потешного дворца,
выстроенного в древнерусском стиле. У него острая крыша, а в сад выходят о
кна, Ц там окна и маминой комнаты. Я не люблю смотреть в ту сторону…) Карол
ина Васильевна рано утром, как всегда, приготовила завтрак в кухне и пошл
а будить маму. Трясясь от страха она прибежала к нам в детскую и позвала с
собой няню, Ц она ничего не могла говорить. Они пошли вместе. Мама лежала
вся в крови возле своей кровати; в руке был маленький пистолет «Вальтер»,
привезенный ей когда-то Павлушей из Берлина. Звук его выстрела был слишк
ом слабый, чтобы его могли услышать в доме. Она уже была холодной. Две женщ
ины, изнемогая от страха, что сейчас может войти отец, положили тело на пос
тель, привели его в порядок. Потом, теряясь, не зная, что делать, побежали зв
онить тем, кто был для них существеннее, Ц начальнику охраны, Авелю Софро
новичу Енукидзе, Полине Семеновне Молотовой, близкой маминой подруге… В
скоре все прибежали. Отец все спал в своей комнатушке, слева от столовой. П
ришли В. М. Молотов, К. Е. Ворошилов. Все были потрясены и не могли, поверить…
Наконец, и отец вышел в столовую. «Иосиф, Нади больше нет с нами», Ц сказал
и ему. Так мне рассказывала моя няня. Я верю ей больше, чем кому-либо другом
у. Во-первых, потому что она была человеком абсолютно бесхитростным. Во-в
торых, потому что этот ее рассказ был исповедью предо мной, а простая женщ
ина, настоящая христианка не может лгать в этом, никогда… Полина Семенов
на Молотова (Жемчужина) рассказывала мне очень похоже о том же. Ее рассказ
по времени совпал с рассказом моей няни Ц это было в 1955-ом году. Полина Сем
еновна сама недавно возвратилась из ссылки из Казахстана, где она провел
а четыре года (1949 Ц 1953). Полина Семеновна была тоже на том самом ноябрьском б
анкете, где была и мама и все остальные. Все были свидетелями ссоры и мамин
ого ухода, но никто не придал ему серьезного значения. Полина Семеновна у
шла тогда вместе с мамой, чтобы не оставлять ее совсем одну. Они вышли, нес
колько раз обошли вокруг Кремлевского дворца, гуляя, пока мама не успоко
илась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67