«Она успокоилась и говорила уже о своих делах в Академии, о перспек
тивах работы, которые ее очень радовали и занимали. Отец был груб, ей было
с ним трудно Ц это все знали; но ведь они прожили уже немало лет вместе, бы
ли дети, дом, семья, Надю все так любили… Кто бы мог подумать! Конечно, это не
был идеальный брак, но бывает ли он вообще?» «Когда она совсем успокоилас
ь, Ц рассказывала Полина Семеновна, Ц мы разошлись по домам, спать. Я был
а в полной уверенности, что все в порядке, все улеглось. А утром нам позвон
или с ужасным известием…»

10

Я помню, как нас, детей, вдруг неожиданно утром в неурочное время отправил
и гулять. Помню, как за завтраком утирала платочком глаза Наталия Конста
нтиновна. Гуляли мы почему-то долго. Потом нас вдруг повезли на дачу в Сок
оловку, Ц мрачный, темный дом, куда мы все стали ездить этой осенью вмест
о нашего милого Зубалова. В Соколовке всегда было на редкость угрюмо, бол
ьшой зал внизу был темным, повсюду были какие-то темные углы и закоулки; в
комнатах было холодно, непривычно, неуютно. Потом, к концу дня, к нам приех
ал Климент Ефремович
K. Е. Ворошилов.
, пошел с нами гулять, пытался играть, а сам плакал. Я не помню, как мне
сказали о смерти, как я это восприняла, Ц наверное, потому что этого поня
тия для меня тогда еще не существовало…
Я что-то поняла, лишь когда меня привезли в здание, где теперь ГУМ, а тогда б
ыло какое-то официальное учреждение, и в зале стоял гроб с телом и происхо
дило прощание. Тут я страшно испугалась, потому что Зина Орджоникидзе вз
яла меня на руки и поднесла близко к маминому лицу Ц «попрощаться». Тут я
, наверное, и почувствовала смерть, потому что мне стало страшно Ц я громк
о закричала и отпрянула от этого лица, и меня поскорее кто-то унес на рука
х в другую комнату. А там меня взял на колени дядя Авель Енукидзе, и стал иг
рать со мной, совал мне какие-то фрукты, и я снова позабыла про смерть. А на
похороны меня уже не взяли, Ц только Василий ходил. Мне рассказывали пот
ом, когда я была уже взрослой, что отец был потрясен случившимся. Он был по
трясен, потому что он не понимал: за что? Почему ему нанесли такой ужасный
удар в спину? Он был слишком умен, чтобы не понять, что самоубийца всегда д
умает «наказать» кого-то Ц «вот, мол», «н'а, вот тебе», «ты будешь знать!» Э
то он понял, но он не мог осознать Ц почему? За что его так наказали? И он сп
рашивал окружающих: разве он был невнимателен? Разве он не любил и не уваж
ал ее, как жену, как человека? Неужели так важно, что он не мог пойти с ней ли
шний раз в театр? Неужели это важно? Первые дни он был потрясен. Он говорил,
что ему самому не хочется больше жить. (Это говорила мне вдова дяди Павлуш
и, которая вместе с Анной Сергеевной оставалась первые дни у нас в доме де
нь и ночь). Отца боялись оставить одного, в таком он был состоянии. Времена
ми на него находила какая-то злоба, ярость. Это объяснялось тем, что мама о
ставила ему письмо. Очевидно, она написала его ночью. Я никогда, разумеетс
я, его не видела. Его, наверное, тут же уничтожили, но оно было, об этом мне го
ворили те, кто его видел. Оно было ужасным. Оно было полно обвинений и упре
ков. Это было не просто личное письмо; это было письмо отчасти политическ
ое. И, прочитав его, отец мог думать, что мама только для видимости была ряд
ом с ним, а на самом деле шла где-то рядом с оппозицией тех лет. Он был потря
сен этим и разг неван и, когда пришел прощаться на гражданскую панихиду, т
о, подойдя на минуту к гробу, вдруг оттолкнул его от себя руками и, поверну
вшись, ушел прочь. И на похороны он не пошел. Хоронили маму друзья, близкие,
шагал за гробом ее крестный Ц дядя Авель Енукидзе. Отец был выведен из ра
вновесия надолго. Он ни разу не посетил ее могилу на Новодевичьем. Он не мо
г. Он считал, что мама ушла как его личный недруг. И только в последние годы,
незадолго до смерти, он вдруг стал говорить часто со мной об этом, соверше
нно сводя меня этим с ума… Я видела, что он ищет, мучительно ищет «причину»
, и не находит ее. То он вдруг ополчался на «поганую книжонку», которую мам
а прочла незадолго до смерти Ц это была модная тогда «Зеленая шляпа"
The Green Hat' by Michael Arlen.
. Ему казалось, что эта книга сильно на нее повлияла… То он начинал р
угать Полину Семеновну, Анну Сергеевну, Павлушу, привезшего ей этот пист
олетик, почти что игрушечный… Он искал вокруг Ц «кто виноват», кто ей «вн
ушил эту мысль»; может быть, он хотел таким образом найти какого-то очень
важного своего врага… Но, если он не понимал ее тогда, то позже, через двад
цать лет, он уже совсем перестал понимать ее и забыл, что она была такое… Х
орошо хоть, что он стал теперь говорить о ней мягче; он как будто бы даже жа
лел ее и не упрекал за совершенное… В те времена часто стрелялись. Поконч
или с троцкизмом, начиналась коллективизация, партию раздирала борьба г
руппировок, оппозиция. Один за другим кончали с собой многие крупные дея
тели партии. Совсем недавно застрелился Маяковский, Ц еще этого не забы
ли и не успели осмыслить…
Я думаю, что все это не могло не отразиться в душе мамы, Ц человека очень в
печатлительного, импульсивного. Все Аллилуевы были очень деликатными, н
ервными, трепетными натурами. Это натуры артистов, а не политиков. «В одну
телегу впрячь не можно коня и трепетную лань»… Ц сказал Пушкин. Дело в то
м, что мама жила и действовала всю жизнь по законам чувства. Логика ее хара
ктера была логикой поэтической. Не утверждал ли незадолго до своей смерт
и Маяковский:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67