Потом из-за края уходящей тучи рванулись д
линные-длинные золотые лучи и пронзили остатки о блаков, быстро рассеив
авшихся. Снова выплыло и засияло солнце, досыхали повсюду капли дождя, и т
ак прекрасен был свежий умытый мир, что можно задохнуться от восторга… И
душили меня слезы весь тот день… И все ушло, как будто не было ни тучи, ни до
ждя. Прошел час и снова жара, высохло все кругом, снова загорают на песочке
туристы, и лодочки заскользили во все стороны по воде. Ехали мы вечером до
мой Ц все отдохнувшие и посвежевшие за эти сутки. И все смотрела я вокруг
с печалью и радостью, и думала Ц откуда это во мне такая любовь к России? А
мы Ц варвары, каких не сыщешь нигде. В Грузии, Узбекистане, на Украине каж
дый древний камешек, покрытый глазурью, каждую древнюю стену охраняют, к
ак реликвию, как достояние свое, как драгоценность. А мы Ц «мы ленивы и не
любопытны». Стоит на горе, недалеко от Алёхнова церковь, колоколенка воз
ле нее Ц они чудом уцелели во время обстрелов последней войны Ц старые
липы вокруг, как стража, а церковочка (куб с одной маковкой посредине) уже
вся рушится, и на крыше бузина выросла, и теперь в ней склад картошки и сен
а… Нигде, ни в одной стране не растрачивают Ц просто от лени, Ц свое собс
твенное достояние, свои же прекрасные старые сокровища. Нигде революция
столько не разрушала полезного нам же самим, как в России; и сейчас, когда
все время твердим о русских отечественных традициях, это только слова и
слова… Мама была, конечно, Ц несмотря на смешение кровей, Ц настоящей р
усской по своему воспитанию и характеру, по своей натуре. Отец полюбил Ро
ссию очень сильно и глубоко, на всю жизнь. Я не знаю ни одного грузина, кото
рый настолько бы забыл свои национальные черты, и настолько сильно полюб
ил бы все русское. Еще в Сибири отец полюбил Россию по-настоящему: и людей,
и язык, и природу. Он вспоминал всегда о годах ссылки, как будто это были сп
лошь рыбная ловля, охота, прогулки по тайге. У него навсегда сохранилась э
та любовь. Ну, а я Ц что говорить обо мне! Я так понимаю всех, кто вернулся в
Россию после эмиграции из Франции, где жизнь была не такой уж неустроенн
ой… Я по нимаю и тех, кто не уехал к родственникам за границу, возвратясь и
з лагерей и тюрем Ц нет, не хотят, все-таки, уезжать из России! Да что там го
ворить! Как ни жестока наша страна, как ни трудна наша земля, как ни приход
ится всем нам падать, расшибаться в кровь, терпеть боль и обиды незаслуже
нные и неоправданные Ц никто из нас, привязанных сердцем к России, никог
да не предаст ее и не бросит, и не убежит от нее в поисках комфорта, Ц комфо
рта без души. И как свет ее бледного неба, мягкий и грустный, светит нам все
м ее мудрая и спокойная краса, которой все нипочем, которая все перетерпи
т, и сохранится вовеки. И мне самой после стольких жесточайших потерь, пос
ле стольких горчайших разочарований и утрат после всей моей тридцатисе
милетней никчемной, дурацкой, двойной, бесполезной и, увы, бесперспектив
ной жизни Ц мне светишь ты, милая моя, душевная, прекрасная, бестолковая,
мудрая, жестокая Россия, светишь ты мне и утешаешь и никто тебя не сумел ещ
е очернить в моих глазах… И, если бы не светил мне вечный свет твоей правды
и добра, давно бы уж я засунула свою голову в петлю Ц да так, чтобы не сорва
ться из нее… А ты все светишь и греешь, и все еще что-то обещаешь мне в этой
жизни на прекрасной, любимой моей, зеленой и голубой земле…
Когда писались эти стр
оки, четыре года тому назад, я действительно не представляла себе, что смо
гу уехать из России. Тогда все жили надеждой на возможность коренных пре
образований в сторону настоящей демократии.


12

После маминой смерти (мне тогда было шесть лет) наступило для меня десяти
летие, в котором отец мой был и старался быть по возможности хорошим отцо
м, хотя при его образе жизни это было очень трудно. Но в эти годы, несмотря н
а то, что вся прежняя жизнь в доме разрушилась, авторитет отца был для меня
неукоснительным во всем. Потом, с окончанием школы и благодаря некоторы
м другим событиям, начиная с 1942-43 года, все очень переменилось. Переменилис
ь и наши отношения, Ц пришло разобщение, которое потом уже только все бол
ьше прогрессировало. Наша детская беззаботная жизнь, полная игр, полезны
х развлечений, занятий и веселья развалилась вскоре после того, как не ст
ало мамы. Уже в следующий 1933 год, приехав в наше любимое Зубалово летом, я вд
руг не нашла там нашей детской площадки в лесу, Ц с качелями, кольцами, «Р
обинзоновским домиком», Ц все было как метлой сметено. Только площадка
и следы песка на ней еще долго оставались среди леса. Потом все заросло… С
разу же ушла от нас наша воспитательница Наталия Константиновна, чьи уро
ки немецкого языка, чтения, рисования я не забуду никогда. Сама ли она отка
залась или ее выжили, не знаю, но весь ритм занятий был нарушен. Александр
Иванович, «учитель» брата, оставался еще года два, но потом он надоел Васи
лию тем, что заставлял его иногда готовить уроки, и вскоре исчез и он. Отец
сменил квартиру, он не мог оставаться там, где умерла мама. Он начал строит
ь себе отдельную дачу в Кунцеве, куда и переехал жить на следующие двадца
ть лет. Мы же все Ц дети, близкие Ц продолжали ездить по воскресеньям, в к
аникулы и летом, в Зубалово. На новой квартире в Кремле отец бывал мало, он
заходил лишь обедать. Квартира для жилья была очень неудобна. Она помеща
лась в бельэтаже здания Сената, построенного Казаковым, и была ранее про
сто длинным официальным коридором, в одну сторону от которого отходили к
омнаты Ц скучные, безликие, с толстыми полутораметровыми стенами и свод
чатыми потолками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67