Она сохранила мне детство Ц я так ей благод
арна теперь, я так ее вспоминаю! До начала войны в Европе отец бывал дома п
очти каждый день, приходил обедать, обычно со своими товарищами; летом мы
ездили в Сочи вместе. Тогда мы виделись часто и, собственно говоря, именно
эти годы оставили мне память о его любви ко мне, о его старании быть отцом,
воспитателем… С войной все это рухнуло и когда я стала старше, Ц возникл
и трения и разногласия. А в те годы я нежно любила отца, и он меня. Как он сам
утверждал, я была очень похожа на его мать, и это его трогало. Няня моя восп
итывала во мне беспрекословное послушание и любовь к отцу, Ц это было дл
я нее незыблемой христианской заповедью, что бы там ни происходило вокру
г… Отец приходил обедать и, проходя мимо моей комнаты по коридору, еще в па
льто, обычно громко звал: « Хозяйка!» Я бросала уроки и неслась к нему в сто
ловую Ц большую ко мнату, где все стены были заставлены книжными шкафам
и, и стоял огромный резной старинный буфет с мамиными чашками, а над столи
ком со свежими журналами и газетами висел ее большой портрет (увеличенна
я домашняя фотография). Стол обычно был накрыт приборов на восемь, и я сади
лась за свой прибор справа от отца. Это бывало часов в семь вечера. Как пра
вило я сидела часа два, и просто слушала о чем говорят взрослые. Потом отец
спрашивал меня про мои отметки. И, так как отметки у меня тогда были отлич
ные, то он очень этим гордился; меня все хором хвалили и отправляли спать.
Уходя поздно ночью (он всегда уезжал ночевать к себе на дачу в Кунцево), от
ец, уже одетый в пальто, заходил иногда еще раз ко мне в комнату и целовал м
еня спящую, на прощание. Пока я была девчонкой, он любил целовать меня, и я н
е забуду этой ласки никогда. Это была чисто грузинская, горячая нежность
к детям… В те годы отец стал брать меня с собой в театр и в кино. Ходили боль
ше всего в МХАТ, в Малый театр, в Большой, в театр Вахтангова. Тогда я видела
«Горячее сердце», «Егора Булычова», «Любовь Яровую», «Платона Кречета»;
слушала «Бориса Годунова», «Садко», «Сусанина». До войны отец ходил в теа
тры часто; шли обычно всей компанией и в ложе меня сажали в первый ряд крес
ел, а сам отец сидел где-нибудь в дальнем углу. Но чудеснее всего было кино.
Кинозал был устроен в Кремле, в помещении бывшего зимнего сада, соединен
ного переходами со старым кремлевским дворцом. Отправлялись туда после
обеда, т. е. часов в девять вечера. Это конечно, было поздно для меня, но я так
умоляла, что отец не мог отказывать и со смехом говорил, выталкивая меня в
перед: «Ну, веди нас, веди, хозяйка, а то мы собьемся с дороги без руководите
ля!» И я шествовала впереди длинной процессии, в другой конец безлюдного
Кремля, а позади ползли гуськом тяжелые бронированные машины и шагала бе
счисленная охрана… Кино заканчивалось поздно, часа в два ночи: смотрели
по две картины, или даже больше. Меня отсылали домой спать, Ц мне надо был
о в семь часов утра вставать и идти в школу. Гуверна нтка моя, Лидия Георги
евна, возмущалась и требовала от меня отказываться, когда приглашали в к
ино так поздно, но разве можно было отказаться? Сколько чудных фильмов на
чинали свое шествие по экранам именно с этого маленького экрана в Кремле
! «Чапаев», «Трилогия о Максиме», фильмы о Петре I, «Цирк» и «Волга-Волга»,
Ц все лучшие ленты советского кинематографа делали свой первый шаг в эт
ом кремлевском зале. Фильмы «представлял» правительству сначала 3. Шумяц
кий, потом, недолго, Дукельский, потом Ц долгие годы И. Г. Большаков. В те вр
емена Ц до войны Ц еще не было принято критиковать фильмы и заставлять
их переделывать. Обычно смотрели, одобряли, и фильм шел в прокат. Даже если
что-то и не совсем было по вкусу, то это не грозило судьбе фильма и его созд
ателя. «Разнос» чуть ли не каждого нового фильма стал обычным делом лишь
после войны. Я уходила из кино поздно, быстро бежала домой по пустынному, т
ихому Кремлю, и назавтра шла в школу, а голова была полна героями кино. Оте
ц считал, что мне полезнее посмотреть фильм, чем сидеть дома. Вернее всего
, он даже и не думал, что мне полезно, Ц просто ему было приятно, чтобы я шла
с ним вместе: я его развлекала, отвлекала и потешала. Иногда летом он забир
ал меня к себе в Кунцево дня на три, после окончания занятий в школе. Ему хо
телось, чтобы я побыла рядом. Но из этого ничего не получалось, так как при
норовиться к его быту было невозможно: он завтракал часа в два дня, обедал
часов в восемь вечера, и поздно засиживался за столом ночью, Ц это было д
ля меня непосильно, непривычно. Хорошо было только гулять вместе по лесу,
по саду; он спрашивал у меня названия лесных цветов и трав, Ц я знала все э
ти премудрости от няни, Ц спрашивал, какая птица поет… Потом он усаживал
ся где-нибудь в тени читать свои бумаги и газеты, и я ему уже была не нужна;
я томилась, скучала и мечтала поскорее уехать к нам в Зубалово, где была ма
сса привычных развлечений, куда можно было пригласить подруг. Отец чувст
вовал, что я скучаю возле него и обижался, а однажды рассорился со мной над
олго, когда я спросила: «А можно мне теперь уехать?» Ц «Езжай!» Ц ответил
он резко, а потом не разговаривал со мной долго и не звонил. И только когда
по мудрому наущению няни, я «попросила прощения» Ц помирился со мной. «У
ехала! Оставила меня, старика! Скучно ей?» Ц ворчал он обиженно, но уже цел
овал и простил, так как без меня ему было еще скучнее. Иногда он вдруг прие
зжал к нам в Зубалово Ц опустевшее, изменившееся, но для всех бесконечно
дорогое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67