» Ц пыталась возразить я. «Нет! Ты не понимаешь! Ц сказал
он резко Ц сионизмом заражено все старшее поколение, а они и молодежь уч
ат…» Спорить было бесполезно. Про теток моих он сказал, когда я спросила, в
чем же их вина? Ц «Болтали много. Знали слишком много, Ц и болтали слишко
м много. А это на руку врагам…» Он был предельно ожесточен против всего ми
ра. Он всюду видел врагов. Это было уже патологией, это была мания преследо
вания Ц от опустошения, от одиночества. «У тебя тоже бывают антисоветск
ие высказывания» Ц сказал он мне совершенно серьезно и зло… Я не стала н
и возражать, ни спрашивать, откуда такие сведения… Мне хотелось уйти из д
ома, хоть куда-нибудь. Весной, 1949 года, я окончила университет и вышла замуж
за Юрия Андреевича Жданова. Мы с Оськой переехали жить на квартиру Ждано
вых в Кремле. Отец был не так уж далек от истины: в доме Ждановых было совсе
м не так легко и приятно, как это мне казалось со стороны. У нас в доме было т
оскливо, пустынно, тихо, неуютно и было трудно жить, но при всем этом у нас о
тсутствовал мещанский дух. В доме же, куда я попала, я столкнулась с сочета
нием показной, формальной, ханжеской «партийности» с самым махровым «ба
бским» мещанством Ц сундуки, полные «добра», безвкусная обстановка спл
ошь из вазочек, салфеточек, копеечных натюрмортов на стенах. Царствовала
в доме вдова, Зинаида Александровна Жданова, воплощавшая в себе как раз э
то соединение «партийного» ханжества с мещанским невежеством. После на
шего брака почему-то реже стала бывать молодежь, круг замкнулся в семье и
стало нестерпимо, непроходимо скучно… Эти годы Ц 1949-52 Ц были очень трудн
ыми для меня. Они были трудными и для всех: вся страна задыхалась, всем был
о невмоготу. В доме, где я жила теперь, властвовал дух ортодоксальной парт
ийности, Ц но не той, которой придерживались мои дедушка и бабушка, моя м
ама, Сванидзе и другие старые партийцы. Здесь все было показное, надутое, в
нешнее. Сам Юрий Андреевич, питомец университета, бывший там всегда люби
мцем молодежи, страдал от своей работы в ЦК, Ц он не знал, куда попал… Дома
он бывал мало, приходил поздно (тогда было принято приходить с работы час
ов в одиннадцать ночи). У него были свои заботы и дела, и при врожденной сух
ости натуры он вообще не обращал внимания на мое состояние духа и печали.
Дома он был в полном подчинении у маменьки, которую называл «мудрой сово
й», и шел в русле ее вкусов, привычек, суждений. Мне, с моим вольным воспитан
ием, очень скоро стало нечем дышать… Я попросила разрешения, чтобы жила с
нами моя няня Ц единственный родной и близкий мне человек, Ц но мне было
заявлено, что «некультурной старухе совершенно нечего здесь делать, она
только будет портить Осю». И няня осталась в Зубалове, где ее поместили в
комнатке в служебном флигеле. Я ездила к ней в гости, мы с ней пили чай с вар
еньем, она рассказывала мне о своих болезнях, мы обсуждали наши общие дел
а… Раза два-три она приезжала ко мне в Успенское Ц где была дача Ждановых
, Ц но ее там принимали, как дворничиху Ц только Оська кидался к «бабусе
», Ц и она скоро уезжала. К такому отношению она не привыкла, Ц ее везде, в
сю жизнь считали членом семьи, и даже «буржуйки», то есть ее дореволюцион
ные хозяйки, были с ней ласковее, чем здешние. Самолюбие ее было уязвлено.
Отца я не видела очень, очень долго. Зиму 1949-50 года я тяжело болела Ц ждала р
ебенка и это проходило, в отличие от первого раза, ужасно трудно. Весной ме
ня положили в больницу, и после полутора месяцев я, наконец, вернулась в Ус
пенское с крошечной, слабенькой Катькой, совершенно измученная болезнь
ю, одиночеством, сознанием неудачи второго брака, неприязнью к дому, где м
не предстояло жить… В больнице случилось так, что рядом со мной лежала в п
алате Светлана Молотова, которую я знала с детства. Она тоже родила девоч
ку, и дня через два ее пришел навестить Вячеслав Михайлович Ц как это воо
бще полагается у нормальных родителей… Я была ужасно опечалена этим соп
оставлением, нервы мои были до предела издерганы долгой болезнью, и я в то
т вечер написала отцу письмо полное обиды… Я получила от него ответ; это б
ыло вообще его последнее письмо ко мне: «Здравствуй, Светочка! Твое письм
о получил. Я очень рад, что ты так легко отделалась. Почки Ц дело серьезно
е. К тому же роды… Откуда ты взяла, что я совсем забросил тебя?! Приснится же
такое человеку… Советую не верить снам. Береги себя. Береги дочку: госуда
рству нужны люди, в том числе и преждевременно родившиеся. Потерпи еще, Ц
скоро увидимся. Целую мою Светочку. Твой „папочка“. 10 мая 1950 г.» Я была рада п
исьму, Ц я не особенно надеялась, что оно будет… Но мне было ужасно неуют
но от мысли, что моя маленькая Катя, которая еще находилась между жизнью и
смертью, уже «нужна государству»… И я, увы, хорошо понимала, что «скоро» мы
не сможем увидеться… Мы увиделись и немножко были опять вместе лишь буд
ущим летом Ц 1951 года, когда он поехал отдыхать в Грузию, в Боржоми, и вызвал
меня туда. Я пробыла там с ним недели две. Он отдыхал, и я видела как он насла
ждался сладким воздухом Грузии, ветерком с Куры, пробегавшей рядом с Лик
анским дворцом, где он остановился… Ему было уже семьдесят два года, но он
очень бодро ходил своей стремительной походкой по парку, а за ним, отдува
ясь, ковыляли толстые генералы охраны. Иногда он менял направление, пово
рачивался кругом, Ц натыкался прямо на них, Ц тут его взрывало от злост
и и найдя любой маленький повод, он распекал первого попавшегося под рук
у…
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67