Голова была
повязана платком, но я знала, Ц это говорил отец, Ц что бабушка была в мол
одости рыжей, что считается в Грузии красивым. Все старухи Ц бабушкины п
риятельницы, сидевшие в комнате, целовали нас по очереди и все говорили, ч
то я очень похожа на бабушку. Она угощала нас леденцами на тарелочке, прот
ягивая ее рукой, и по лицу ее текли слезы. Но общаться нам было невозможно,
Ц мы говорили на разных языках. С нами пришла жена Берии Ц Нина. Она сиде
ла возле бабушки и о чем-то беседовала с ней, и обе они, должно быть, глубоко
презирали одна другую… В комнате было полно народу, лезшего полюбопытст
вовать; пахло как ими-то травками, которые связочками лежали на подоконн
иках. Мы скоро ушли и больше не ходили во «дворец», Ц и я все удивлялась, по
чему бабушка так плохо живет? Такую страшную черную железную кровать я в
идела вообще впервые в жизни. У бабушки были свои принципы, Ц принципы ре
лигиозного человека, прожившего строгую, тяжелую, честную и достойную жи
знь. Ее твердость, упрямство, ее строгость к себе, ее пуританская мораль, е
е суровый мужественный характер, Ц все это перешло к отцу. Стоя у ее моги
лы, вспоминая всю ее жизнь, разве можно не думать о Боге, в которого она так
верила?

18

Когда мне приходится теперь, в наши дни, читать и слышать, что мой отец при
жизни сам себя считал чуть ли не богом, Ц мне кажется очень странным, что
это могут утверждать люди, близко знавшие его… Отец, правда, особым демок
ратизмом в жизни никогда не отличался, но богом он себя не воображал… В по
следнее время он жил особенно уединенно; поездка на юг осенью 1951 года была
последней. Больше он не выезжал из Москвы, и почти все время находился в Ку
нцеве, которое все перестраивали и перестраивали. В последние годы, рядо
м с большим домом, выстроили маленький деревянный дом, Ц там лучше был во
здух; в комнате с камином отец часто и проводил дни. Никакой роскоши там не
было, Ц только деревянные панели на стенах, и хороший ковер на полу были
дорогими. Все подарки, присылавшиеся ему со всех концов земли, он велел со
брать и передать в музей, Ц это не из ханжества, не из позы, Ц как многие у
тверждают, Ц а оттого, что он в самом деле не знал, что ему делать со всем э
тим изобилием дорогих и даже драгоценных вещей Ц картин, фарфора, мебел
и, оружия, утвари, одежды, национальных изделий, Ц он не знал, зачем это все
ему… Изредка он что-либо отдавал мне Ц национальный румынский или болг
арский костюм, но вообще, даже то, что присылалось для меня, он считал недо
пустимым использовать в быту. Он понимал, что чувства, которые вкладывал
ись в эти вещи, были символическими и считал, что и относиться к этим вещам
следует, как к символам. В 1950 открыли в Москве «Музей подарков», и мне часто
приходилось слышать от знакомых дам (при жизни отца, да и после его смерти
): Ц «Ах, там был такой чудесный гарнитур! А какая радиола! Неужели вам не мо
гли этого отдать?» Нет, не могли! После возвращения из Грузии я видела отца
всего два раза. Я уже говорила о том, как в годовщину октября осенью 1952 года
я поехала к нему на дачу со своими детьми. И потом я была у него 21 декабря 1952 г
ода, в день, когда ему исполнилось семьдесят три года. Тогда я и видела его
в последний раз. Он плохо выглядел в этот день
Наверное в связи с болезнь
ю он дважды, после XIX-го съезда (октябрь 1952), заявлял в ЦК о своем желании уйти
в отставку. Этот факт хорошо известен составу ЦК избранному на XIX-м съезде.

. По-видимому он чувствовал признаки болезни, может быть, гипертони
и Ц так как неожиданно бросил курить, и очень гордился этим Ц курил он, н
аверное, не меньше пятидесяти лет. Очевидно, он ощущал повышенное давлен
ие, но врачей не было. Виноградов был арестован, а больше он никому не дове
рял и никого не подпускал к себе близко. Он принимал сам какие-то пилюли, к
апал в стакан с водой несколько капель йода, Ц откуда-то брал он сам эти ф
ельдшерские рецепты; но он сам же делал недопустимое: через два месяца, за
сутки до удара, он был в бане построенной у него на даче в отдельном домике
) и парился там, по своей старой сибирской привычке. Ни один врач не разреш
ил бы этого, но врачей не было…
«Дело врачей» происходило в последнюю зиму его жизни. Валентина Василье
вна рассказывала мне позже, что отец был очень огорчен оборотом событий.
Она слышала, как это обсуждалось за столом, во время обеда. Она подавала на
стол, как всегда. Отец говорил, что не верит в их «нечестность», что этого н
е может быть, Ц ведь «доказательством» служили доносы доктора Тимашук,
Ц все присутствующие, как обычно в таких случаях, лишь молчали… Валенти
на Васильевна очень пристрастна. Она не хочет, чтобы на отца падала хоть к
акая-нибудь тень. И все-таки, надо слушать, что она рассказывает и извлека
ть из этих рассказов какие-то здравые крупицы, Ц так как она была в доме о
тца последние восемнадцать лет, а я у него бывала редко. Меня многие осужд
али за это. Мне говорили: Ц «Ну, что ты не поедешь к отцу? Позвони, спроси; ск
ажет Ц нельзя Ц попозже позвони, когда-нибудь он найдет время». Быть мо
жет, это справедливо. Быть может, я была слишком щепетильна. Но когда он от
вечал мне злым, раздраженным голосом Ц «я занят» и бросал трубку телефо
на, то я после этого уже, целые месяцы, долго не могла собраться с духом и по
звонить. И вот я у него последний раз, Ц но я ведь не знала, что это Ц после
дний раз. Обычное застолье, обычные лица
В самое последнее время обычными лицами бы
ли: Берия, Маленков, Булганин и Микоян.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67