Но чащ
е всего возвращалась к одной и той же теме, застрявшей, как заноза, в ее сер
дце на всю жизнь: к гибели ее мужа Бориса Аркадьевича Рыбкина. И если други
е эпизоды повторялись ею совершенно точно, то к рассказу о трагической с
мерти мужа постоянно прибавлялись все новые и новые детали.
И вот однажды, примерно за полгода до кончины она попросила меня достать
из ящика письменного стола большой бумажный пакет и сказала: «Здесь я на
писала о том, как погиб Борис Аркадьевич. Этого еще никто не читал. Возьми
с собой, потом вернешь». Дома, прочитав содержание конверта, я понял, что З
оя Ивановна хочет, чтобы я оставил у себя копию. Так я и сделал.
Но прежде чем познакомить читателя с письмом Зои Ивановны о гибели мужа,
я хочу рассказать о некоторых нюансах их супружеских отношений, показат
ь, почему трагическая смерть мужа не давала покоя Зое Ивановне до конца е
е дней.
Дело в том, что когда Зои Ивановны уже не стало, я обнаружил в ее архиве нес
колько неотправленных писем той роковой поры. На тот свет. К покойному, но
по-прежнему любимому мужу. На грани смерти и жизни. Которые до сего времен
и никто не читал.
Всего их шесть. Первое письмо Ц крик раненой Души женщины Ц вообще не да
тировано. Второе и третье Ц почти через месяц после гибели мужа… Послед
нее написано в июле следующего, 1948 года. Я предлагаю читателю четыре письм
а. Вот они.

«Не имею права!
Я должна жить!
Счастливый человек Ц независимый человек! Несчастлив
ый человек не может быть независимым!
Что может быть тяжелее и неприятнее несчастной женщины? Ц
говорит Павленко в «Счастье».
Да, это так! Я чувствую, ощущаю это ежеминутно, ежесекундно.
В дни твоих похорон наши друзья были со мной. Они старались меня уте
шить, когда я похоронила тебя.
Теперь я им в тягость. Они не могут держать меня на своих руках всю жи
знь. Я должна сама стать на ноги. Я это понимаю.
Я боюсь быть нудной. Я не хочу быть «вечно заплаканной вдовой». Я хоч
у быть снова самостоятельным человеком, каким была при тебе!
Как это сделать? Как?
Как обрести мне равновесие, как сделать, чтобы тоска и отчаяние не з
аливали меня, не душили меня, как и что сделать, чтобы раздавленный грубым
сапогом воробей нашел в себе силы лететь?
Как мы были счастливы, как нам было хорошо, нам никогда не бывало ску
чно вдвоем. Мы всегда хорошо себя чувствовали в обществе, среди товарище
й, друзей.
Нас смешило и радовало постоянное удивление людей нашей неизменн
ой дружбой, любовью. Мы гордились друг другом и берегли наше счастье, наши
отношения, нашу влюбленность друг в друга.
Милый, родной, хороший!
Всего 3 месяца тому назад я чувствовала себя 25-летней. Всего 3 месяца н
азад мы беззаботно подсчитывали, что еще много лет мы будем горячими люб
овниками, а затем милыми старыми друзьями-супругами, а потом… в глубокой
старости ты умрешь, как умер гоголевский Афанасий Иванович, и затем такж
е мирно уйду за тобой и я, твоя верная Пульхерия Ивановна.
Так шутили мы!
Так думали мы, как веселые принцы, еще в середине сентября 47 года. А во
т сегодня я уже месяц вдова. Я чувствую, что мне не 40, а 70 лет и я не имею права д
аже отправиться вслед за тобой, не имею права облегчить свои страдания.

22. XII.47.


Боря, солнце души моей!

Померкло солнце! И я в черной ночи повисла над бездной, над страшной
пропастью. Держусь руками, ногтями и зубами, чтобы не сорваться вниз.

Ах, как это невыносимо трудно, как тянет вниз.
Но разве ты простил бы мне, если бы я сорвалась?
Разве ты мог простить бы меня, чтобы я оставила круглой сиротой Але
шеньку, которого ты так любил?
Разве я имею право оставить Володю, который еще не стал на ноги, и наш
у мать, которая еще держится на ногах потому, что держусь еще я.
Нет, Боренька, я не обману твоих надежд, я буду держаться.
Ты не хотел уходить из жизни, ты не хотел, ох как не хотел покидать ме
ня и Алешеньку. Я знаю, что последняя мысль у тебя была обо мне и Алешеньке.

Где и как найти силы, чтобы выдержать этакое?
Я знаю, что ты ответил бы: «Зоинька, у тебя есть партия, есть работа, на
тебе осталась семья. Я не добровольно ушел из жизни. Меня вырвало из нее. Я
так хотел жить, работать и радоваться. Не предавайся отчаянию. Я всегда го
рдился тобой. Возьми себя в руки. Работай за нас обоих. Пусть Алешенька име
ет от тебя столько любви, ласки и заботы, сколько имел от нас обоих. Держис
ь, Зоинька! Без паники. Возьми, унаследуй мой оптимизм».
Мы всегда понимали друг друга без слов и умели читать мысли друг др
уга.
Именно это ты сказал бы мне в последнюю минуту, если бы мог, мой милый
, любимый, родной.
Клянусь, я не обману тебя, не оскверню твоей памяти. Буду стараться, и
зо всех сил стараться быть такой, каким был ты.
Мы бы не были вместе и не прожили бы такой яркой, счастливой жизни и н
е любили бы друг друга, если бы не были коммунистами, если бы превыше всего
не ставили бы интересы нашей Родины. Я знаю это.
Клянусь, что отдам все свои силы партии, работе, которую она мне пору
чила. Никто пусть не скажет, что Зоя Ивановна опустилась, «скисла», стала «
не то», что была при Борисе Аркадьевиче.
Буду, буду работать еще лучше, и пусть это будет памятником тебе, мое
му учителю, другу, мужу.
Буду держаться на ногах. Буду стараться заменить Алешеньке тебя и л
юбить его за тебя и за себя. Поставлю Володю на ноги и буду оберегать мамин
у старость.
Друг мой нежный, мой любимый, помоги мне найти силы.
Никто больше не услышит моих стонов и не увидит моих слез.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129