Будут помогать русским громить врага. Простите, но предо
ставить вам место мы не можем. Приносим глубокие извинения.
Ц Понимаю, понимаю, Ц не без нервной ноты сказала я, Ц претензий не имею
.
Пришлось отправиться к себе в посольство.
Представьте мое состояние, когда наутро мы получили известие, что этот а
нглийский самолет с норвежскими летчиками был сбит фашистскими истреб
ителя-Ми над Северным морем. Экипаж и летчики погибли. Непредсказуемы, не
постижимы перипетии военной поры. Эти славные ребята-норвежцы наверняк
а не подписывали обязательства, которое подписала я, и так безвременно и
безвинно ушли из жизни. Память о погибших своих сынах свято хранит норве
жский народ в своем опаленном войной сердце.
И снова потянулось томительное ожидание. Прошло еще несколько дней. Наш
военно-морской атташе Алексей Иванович Тарабрин поделился со мной ново
стью:
Ц Завтра прибывает английский самолет, на нем летят моя жена и двое моих
малолеток и жена моего помощника тоже с двумя детьми. Все они пережили ле
нинградскую блокаду. Наконец-то мы обретем свои семьи. Все самое страшно
е позади.
Разве мог этот человек даже подумать, что непомерно тяжкая беда еще впер
еди.
Английский самолет, на котором летели семьи наших посольских товарищей,
был расстрелян врагом в упор над нейтральной шведской землей. Взорвался
… загорелся… рухнул… Все погибли. Чудом спасся шведский пастор. Взрывом
его выбросило в кустарник, и он уцелел, хотя и сильно пострадал.
В ожидании семей Тарабрин и его помощник покупали игрушки, лакомства для
своих ребят. Что говорить, эти семьи ждала вся наша колония. Любовью и под
арками готовились встретить их, перенесших и ленинградскую блокаду, и пе
реход с конвоем из Мурманска в Глазго, и перелет через коварное Северное
море…
Ночью меня разбудил резкий стук в дверь. Я не удивилась. Тарабрин еще днем
предупредил, что по приезде с аэродрома он придет за мной: «Как не выпить ш
ампанского в честь приезда?»
Услышав стук в дверь, я откликнулась:
Ц Поздравляю, поздравляю, Алексей Иванович! Разреши мне приветствовать
твою семью утром, сейчас я не в форме.
Ц Открой дверь! Ц не сказал, а выкрикнул Тарабрин. Выкрикнул так, что мне
стало не по себе.
Я накинула халат, включила свет. Алексея Ивановича трудно было узнать. Ме
ртвенно-бледный, ни кровинки в лице. Каким-то потусторонним голосом он ск
азал:
Ц А мои-то сгорели. Все сгорели, все шестеро, четверо деток.
Он рыдал, закрыв лицо ладонями.
Я усадила его, обхватила за плечи, сама не в силах сдержать рыданий.
Ц Сейчас поедем опознавать трупы. Ц Он тяжело поднялся с кресла.
В обгоревших останках Тарабрин и его помощник едва узнали своих. На одно
й руке спеклись золотые часы и браслет, которые Алексей Иванович подарил
жене к ее тридцатилетию…
К вечеру в посольстве было установлено шесть урн. Две большие и четыре ма
ленькие. Большие урны были окутаны газовыми шарфами, приготовленными дл
я жен. На маленьких Ц октябрятские звездочки. В почетном карауле бессме
нно стояли отцы погибших. Оба познали войну. Один был на Халхин-Голе, друг
ой Ц в республиканской Испании. Они никогда не применяли оружие против
детей, они отважно защищали детство. Сейчас с мокрыми платками у лица они
не могли сдержать слез. Обоих обуревало чувство мести, они рвались в дейс
твующую армию.
А по улице Виллагатан растянулась бесконечная цепочка жителей шведско
й столицы. Люди пришли в советское посольство со словами соболезнования
, возмущения актом вандализма, совершенного гитлеровцами.
Взрыв самолета потряс шхеры…
Взрыв в шхерах потряс сердца шведов…
На этом самолете в обратный рейс должна была лететь я.
…И наконец я сижу в военно-транспортном «Дугласе». На спине Ц сумка с пар
ашютом. Широким ремнем меня пристегнули к креслу. В наступивших сумерках
самолет взмывает и набирает высоту. Член экипажа задраил бортовые окна
черными непроницаемыми шторками и раздал пассажирам кислородные маски
.
Ц Будем лететь высоко над Норвегией, занятой врагом, Ц говорит он. Ц Та
м и в небе хозяйничают они.
Кислородная маска непривычна. От дыхания на подбородке обмерзает край, и
нужно все время обламывать ледяную бахрому. Когда невольно сдвигаешь со
рта клапан, в ушах возникает колокольный звон. Слезы застилают глаза, не г
оворю уже обо всем остальном, что творится в организме. Внутреннее давле
ние намного превышает внешнее, и это вызывает болезненное ощущение. Водв
оряешь маску на место Ц и колокольный звон в ушах затихает…
Моторы зарокотали глуше, словно куда-то отдалились. Опять слышу колокол.
За ним другой, третий. Вот уже много колоколов звонят чистым серебряным з
воном, чувствую их совсем близко. Чудится, будто мы летим над рощей, освеще
нной солнцем, и из зеленых крон выглядывает высокая колокольня и до нее р
укой подать, вроде она под самым брюхом самолета…
Руки шарят по лицу, натягивают на лицо холодную резину маски. Можно вдохн
уть прохладную струю воздуха. Колокола звучат тише, рокот моторов усилил
ся. В такт дыханию хлопает клапан кислородной маски. Самолет снова забир
ается высоко, и от разреженного воздуха сильно колотится сердце. Выдержа
т ли барабанные перепонки?
Штурман все чаще выходит из экипажного отсека, пробегает синим лучиком ф
онарика по рядам кресел, проверяет, все ли в порядке, как мы себя чувствуем
.
Самолет пересек Северное море и приземлился в Шотландии. Пассажиры, держ
а друг друга за руки, в темноте добрались до аэродромного штаба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129