Я добиралась туда в корзин
е, которую передвигали по тросу, протянутому над рекой Воркутой. В тот ден
ь мороз был 30 Ц 35 градусов. На кирпичном заводе в это время раздвигались во
рота в грандиозную печь. В ней обжигали кирпич. Женщины в толстых рукавиц
ах и тяжелых сапогах грузили на тачки и вывозили из этого ада кирпич. Я шаг
нула в эту печь и тут же вылетела обратно, боясь сгореть, а они выполняли н
орму.
После рабочего дня я зашла к женщинам в барак и увидела, что каждая из них
создала на своей наре свой мир. Вышитые, обвязанные кружевом покрывала, б
елоснежные подушки и расставленные по всей постели иконки, фотографии в
рамочках, главным образом детей, цветные открытки, клубки со спицами. Пос
редине барака стоял большой стол, покрытый свежей скатертью. Женские рук
и даже это тюремное помещение сумели украсить. Полы чисто выскоблены, и н
а печке, которая топилась, были навалены робы, рукавицы. От них шел вонючий
удушающий пар.
Я сидела и записывала жалобы этих женщин. Некоторые срывались, истеричес
ки кричали, проклиная суд и «отца народов». Запомнилась одна заключенная
, которая заявила, что за моток пряжи, оцененный в семьдесят копеек, она по
лучила пять лет в лагерях строгого режима, а судьба троих детей ей до сих п
ор неизвестна, и мужа нет.
После посещения этого лаготделения я отобрала пачку дел и копии с них по
слала в Центральный Комитет партии, просила обратить внимание на это уза
коненное беззаконие. Получила ответ из ГУЛАГа на бланке, который рассыла
лся заключенным. Вижу свою фамилию и ниже типографский текст: «В вашей пр
осьбе отказано».
Были в моей воркутинской жизни и светлые дни. При 2-й шахте действовало да
мское ателье, в нем обшивали воркутинских женщин. Возглавляла это ателье
расконвоированная заключенная, осужденная на двадцать пять лет «за сот
рудничество с гитлеровскими оккупантами». Звали ее Оля. Она шила мне жак
ет. Я ездила туда на примерку.
В лагере Оля отсидела уже более десяти лет; Было ей около тридцати. Милови
дная женщина с роскошными волосами. Я удивлялась, как в таких условиях мо
жно было сохранить такие чудесные косы. Спросила, что она натворила тако
го, что получила высший срок. «О, гражданин начальник. Я вам расскажу, но вс
е равно вы мне не поверите». Ц «А все же…»
И она поведала мне свою историю. Оля из Орла. Была комсомолкой. Когда начал
ась война, попросилась на фронт. Немцы подходили к городу. В военкомате мо
лодой человек предложил ей остаться в Орле и, поскольку она в какой-то мер
е владеет немецким языком, постараться заслужить доверие гитлеровцев, в
ыяснить их планы, настроение, потери, в общем, стать разведчицей. Два раза
в месяц она должна была являться в условное место и закладывать в тайник
свое донесение и вынимать оттуда (из дупла) очередное задание.
Оля дала свое согласие, отправила мать в эвакуацию, сказала ей, что задерж
ивается здесь по комсомольским делам и потом приедет.
После оккупации города Оля быстро и легко вошла в офицерскую среду, вече
ра проводила в ресторанах, делая вид, что по-немецки она знает лишь нескол
ько слов. Как условились, она ходила к тайнику в определенные и контрольн
ые дни и… находила там свои донесения и никаких заданий.
Она была в отчаянии. Пыталась улизнуть из города, избежать грязных рук ок
купантов. Но это ей не удалось.
Орел находился в руках гитлеровцев больше двадцати месяцев, и все это вр
емя Оля не теряла надежды, что ее разыщут.
После освобождения Орла от захватчиков советскому командованию посыпа
лись донесения о предательском поведении этой «девки Ольги», которая пл
ясала с эсэсовцами в ресторанах, пила с ними вино и водку, разъезжала в их
автомобилях. Она была арестована и как военный преступник предстала пер
ед военным трибуналом.
Из ее рассказа по специфическим деталям, знакомым мне как разведчику, я п
оняла, что она говорит правду, и посоветовала ей подробно описать свои зл
оключения и просить Верховный суд пересмотреть ее дело. Олину исповедь я
отправила фельдсвязью.
Минуло несколько месяцев, и вот однажды вечером, разбирая почту, я вскрыл
а правительственный конверт и, к неописуемой своей радости, прочитала по
становление о полной реабилитации Оли «за отсутствием состава преступ
ления».
Я тут же вызвала свой «гнедой ЗИС» и распорядилась вознице быстро ехать
на 2-ю шахту. К слову, этот возница тоже был расконвоированный заключенный
, бывший путиловский рабочий, осужденный на 25 лет «за теракт против Сталин
а» (в пьяном виде запустил камнем в портрет вождя).
Мы приехали в ателье, когда работала ночная смена. Оли я не увидела и проси
ла ее срочно вызвать. «Гражданин начальник, Ц взмолились женщины. Ц Оля
сегодня мыла свои косы, а сейчас мороз за тридцать градусов. Замерзнет».
Ц «Пусть закутается получше. Отнесите ей мой платок».
Оля быстро пришла.
Ц Добрый вечер, товарищ Оля! Ц обратилась я к ней.
Ц Вы, гражданин начальник, все время забываете называть нас зеками.
Ц Нет, на этот раз я вам по праву говорю «товарищ». Я с доброй вестью. Вы по
лностью реабилитированы решением Верховного суда СССР «за отсутствием
состава преступления».
Оля прижала руку к сердцу и повалилась в обмороке. Женщины успели ее подх
ватить, уложили на раскроечный стол, окружили, обласкали. И когда Оля приш
ла в себя, она разрыдалась. Плакали и все вокруг. Это были счастливые слезы
.

…Я провела в Воркуте около двух лет. Воркута стала для меня большой жизне
нной школой. Я познакомилась с тысячами изломанных, исковерканных судеб
.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129