- Как ты вырос, Володя! - с невольным уважением сказала Анна Ильинична.
- Это просто у меня лысина увеличилась, - отшутился Владимир Ильич.
- Нет, я о программе и объяснении к ней. Замечательный документ!
Переписывая с Надей проявленные горячим утюгом строчки объяснения программы партии, Анна Ильинична по-иному увидела брата. Это был уже не тот юноша в Кокушкине, который со страстью накинулся на марксистскую литературу, и не тот, который, работая в Самаре, в нелегальных кружках, разбирался сам и помогал другим разобраться в русском народничестве и овладеть марксизмом. Перед ней предстал убежденный марксист, руководитель, видевший далеко вперед.
- Я представляю, как полиция с ног сбилась: руководство "Союза борьбы" арестовано, а листовки от его имени издаются, рабочие обучаются, как вести борьбу, организовывать стачки.
- Вот-вот, это и нужно было показать - что организация существует, действует. И знаешь, Анюта, кого мы должны благодарить за все это? Мамочку!
Мария Александровна не на шутку рассердилась:
- Ну что ты говоришь, Володя, при чем тут я?
- А молоко?
- Да, но молоко тебе носили и Анюта, и Маня, и Надежда Константиновна.
- Мамочка, а ты не помнишь, что секрету молочных чернил обучила нас ты?
- Но это была простая детская игра, - пожала плечами мать.
- Весьма полезная игра, - серьезно сказал сын.
...Когда Владимира Ильича втолкнули в одиночную камеру и за ним загремел засов, мысль стала напряженно работать над тем, как наладить связь с волей, чтобы рабочие знали, что "Союз борьбы" живет и действует. Надо было заполнить время напряженной работой, сделать все, что было задумано на воле: разработать программу революционной социал-демократической партии, написать давно задуманную книгу о развитии капитализма в России, чтобы завершить идейный разгром народничества. Надо, наконец, переписываться с товарищами, оставшимися на воле. Но как это сделать? Эзоповским языком листовку не напишешь. Надежные шифры разработать не успели. Владимир Ильич шагал по камере и мучительно думал. Думал о товарищах, думал о родных и, как бы разматывая клубок жизни, незаметно переселился в детство и вдруг вспомнил "волшебную лампу Аладдина" на ломберном столе, и мамины руки над зеленым абажуром, и коричневые строки: "У лукоморья дуб зеленый..." Его охватило счастливое волнение. Молоко! Да, это было настоящее открытие. Написал домашним, чтобы принесли сырое молоко и мягкий черный хлеб. И мама, та самая мама, которая научила этому волшебному письму, вдруг запротивилась: "Сырое молоко и черный хлеб. Ни за что. Опять обострится гастрит". Списался с Надеждой Константиновной, чтобы она взяла у его матери "волшебную лампу Аладдина". И Надежда Константиновна, умевшая, как никто, понимать Владимира Ильича, попросила Марию Александровну вспомнить все, что связано с "лампой Аладдина". Мать вспомнила. Теперь секретом расшифровки тайнописи овладели товарищи на воле. Завязалась переписка и внутри тюрьмы. Больше ста писем написал Владимир Ильич тайнописью; два печатных листа программы социал-демократической партии и объяснительной записки к ней. Основные положения и выводы новой книги были написаны молоком, и первомайская листовка, и брошюра о стачках.
Когда Надежда Константиновна была арестована и тоже очутилась в камере на Шпалерной, Владимир Ильич написал ей тайнописью самое сокровенное. И все это молоком. И всему этому научила мама.
- Да здравствует молоко! - поднял Владимир Ильич стакан и залпом осушил его.
Мать наконец решилась спросить о главном:
- А когда тебе ехать в ссылку, Володя?
Владимир Ильич вздохнул:
- Сегодня вечером.
- Но это невозможно! - воскликнули Мария Александровна и Анна Ильинична.
- Да, я тоже считаю, что это невозможно. Мне позарез надо встретиться с товарищами, разработать план действий, выяснить, как жили и работали без нас молодые, что-то похоже, что они решили идти по легкой дорожке, хотят свернуть движение на экономическую борьбу. Надо вырвать разрешение пробыть в Питере три дня, за три дня я все успею.
- Ну что же, - сказала мать, - для этого не нужно волшебной лампы Аладдина. Я напишу прошение и сейчас же поеду в департамент полиции. Уверена, что мне не откажут. Аня, достань визитное платье. Володя, дай чернила, только не молочные.
Мария Александровна раздвинула тарелки на столе и, обмакнув перо в чернильницу, лукаво взглянула на сына:
- Не диктуйте и не мешайте, я знаю, что надо писать.
Директору департамента полиции, - вывела она тонким
почерком. - Сын мой Владимир Ульянов, приговоренный к
ссылке, выпущен только сейчас из заключения и явился ко
мне с известием, что его обязали выехать из Петербурга
сегодня же вечером. Но вследствие того, что мне
невозможно собрать его в несколько часов (меня не
предупредили о дне высылки его), у него нет даже теплого
белья на дорогу...
Сын и дочь стояли за спиной матери и следили за бегающим пером. Анна Ильинична, прочитав последнюю строку, рассмеялась:
- Ты посмотри, Володя, сколько мама припасла тебе белья, и папину шубу, и валенки.
- Полиции это знать не обязательно, - резонно возразила Мария Александровна и продолжала писать:
...и деньги, необходимые нам на дальнюю дорогу, я
могу получить только завтра в банке...
- Мамочка, - прервал ее Владимир Ильич, - почему ты пишешь "нам", надо писать "ему".
- Погоди, я потом объясню.
...к тому же мне необходимо быть с ним завтра у
врача, я имею честь покорнейше просить Ваше
превосходительство разрешить сыну остаться в Петербурге
до вечера 17-го. Я умоляю Ваше превосходительство не
отказать мне в этой просьбе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67