Я записываю эпизоды из финской кампании Ц атаки на И-16 и из Отечественно
й войны Ц сопровождение Пе-2 на «миге», бомбежки переправ под Сабском, дв
а первых, сбитых за один вылет, «хейнкеля», расстрел в упор двухфюзеляжно
го двухмоторного «фокке-вульфа» над Порховом и много других эпизодов.
Ц Боевых вылетов до декабрьских боев было сто пятьдесят шесть, а теперь
счет не веду. Меня назвали кустарем-одиночкой, по облакам я больше один хо
жу, ищу, нарываюсь… По ночам хожу один, беру четыре бомбы по пятьдесят кило
граммов, Ц цель найдешь, одну сбросишь, потом от зениток уйду, погуляю Ц
и снова туда же: в самую темную ночь станции все равно видно, немецкие авто
машины не маскируются, вот и слежу Ц подходят они к станции, тушат фары, т
ак и определяю. Ну и паровозы видны! На днях прямым попаданием в цистерну с
бензином на станции Любань угодил…
Ц А за что вас к Герою представили?
Ц Ну, знаете, это… В общем из сорока девяти боев мне особенно запомнился
день семнадцатого декабря, когда меня крепко ранили Ц двадцать одну дыр
ку сделали! Девять «дугласов» я сопровождал на «томагавке Е»…
Ц Семнадцатого декабря? Из Ленинграда?
Ц Да. Над Ладожским озером с шестеркой я в одиночку бился…
Внезапно, взволнованный, я прерываю Пилютова:
Ц Позвольте… А кроме этих «дугласов» в тот день другие из Ленинграда не
вылетали?
Ц Нет. Только эти… Ровно в полдень мы вылетели… Должны были идти и другие
истребители, но не успели вовремя взлететь… Я один с ними вышел… А что?..
Ц Так… сначала рассказывайте… Потом объясню…
17 декабря на «дугласе» из Ленинграда вылетели три самых близких мне чело
века: мой отец, мой брат и Наталья Ивановна… Я знаю только, что они долетел
и благополучно. Сейчас они должны быть в Ярославле, но письмо я получил по
ка только одно Ц из Вологды… И уже совсем иными глазами гладя на летчика,
лично заинтересованный, я жадно стал слушать его.
Ц Да, если б не то преимущество, что летел я на дотоле неизвестном немцам
самолете (американский самолет неведомых немцам качеств и боевых возмо
жностей), мне хуже пришлось бы тогда. А у меня, напротив, мелькнула мысль, чт
о я их всех собью. И если б я сначала напал на ведущего и тем самым расстрои
л бы их управление я, наверное, сделал бы больше, потому что они, наверное, р
ассыпались бы в разные стороны и я бил бы их поодиночке. Ну, а поскольку сб
ит был их хвостовой самолет, то все прочие развернулись под командой вед
ущего, и бой для меня оказался тяжелым…
Я уже знал, что Пилютов, сопровождавший девять «дугласов», один напал на ш
есть «хейнкелей», что сбил за тридцать девять минут боя два из них и тольк
о на сороковой минуте был подбит сам. Я с нетерпением ждал подробностей, н
о Пилютов, заговорив об американских самолетах, отвлекся. Он рассказал, к
ак пришлось ему вести из Архангельска в Плеханово первые «кеттихавки». Б
ыл сплошной туман, погоды не было никакой Ц по обычному выражению летчи
ков. Невозможно было найти Архангельск, но он все-таки его нашел, сначала
увидел деревянные домики и улицы, потом, изощрив зрительную память, Ц аэ
родром и благополучно сел, и какое-то начальство в звании подполковника
хотело было его ругать за запрещенную в такую погоду посадку, но он сразу
всучил тому пакет на имя командующего и заявил, что должен немедленно ве
сти на фронт из Архангельска прибывшие туда самолеты, спросил, есть ли дл
я них экипажи. И сразу же получив десять «кетти» с экипажами, повел их наза
д: пять Ц под командой какого-то майора, пять Ц непосредственно под свое
й. И какая это была непогода, и какие хорошие приборы оказались у этих «кет
ти», удобные для слепого полета, и как летели, сначала над туманом, а потом
погрузились в туман, и как он искал для ориентира железные дороги зная, чт
о их может быть три, и правее правой Ц финны, а левее левой Ц немцы. И как, н
айдя одну из этих дорог, пытался определить, которая же она из трех… Пять с
амолетов, ведомых майором, отстали, не выдержали тумана, повернули назад
к Архангельску, а он, Пилютов, посадил все свои на недалекий от Тихвина аэр
одром, а сам, один, в сплошной темной воздушной каше, снова поднявшись в во
здух, пролетел оставшиеся восемьдесят километров до Плеханова, и сел ощу
пью, и пошел на КП, и командир полка Матвеев не верил, что тот приехал не пое
здом, не верил в возможность полета и посадки в такую погоду, пока сам не п
ощупал отруленный к краю аэродрома первый американский самолет…
Обо всем этом Пилютов рассказал с нескрываемой гордостью, но так задушев
но и просто, с таким лукавым блеском в глазах, что нельзя было не плениться
его лицом, так естественно выражающим детски чистую душу этого человека
. Но я все-таки еще раз напомнил ему о бое над Ладогой.
Ц Я очень хорошо знал, Ц сказал он, Ц что один из «дугласов» набит детьм
и, я видел их при погрузке на аэродроме, Ц было тридцать пять детей. И в бою
мысль об этих детях не покидала меня!
И вот, слово в слово, его рассказ:
Ц Когда мы поднялись с аэродрома, другие истребители не пошли за мной Ц
их по радио отозвали встречать «гансов», что с юга сунулись бомбить Лени
нград. Ну, мне так и пришлось одному конвоировать всю девятку «дугласов»
Ц в каждом по тридцать пассажиров было!
Шел над ними высоко, в облаках. Только стали мы пересекать Ладожское озер
о, вижу Ц с севера кинулись на моих «дугласов» шесть «хейнкелей сто трин
адцать». «Дугласы» плывут спокойно, думаю Ц в облачной этой каше даже не
замечают опасности…
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93