Изредка они осмеливались подстерегать одиноких Птенцов и всячески измывались над ними, но максимум, на что они решались, это оскорблять и швыряться гнилыми овощами. Правда, для острастки они носили с собой ножи и кнуты, но, кажется, ни разу не пустили их в ход. С того дня, как ректорат Гнезда запретил нам выход в Город по одному, жертвами Патриотов становились в основном их же собратья-горожане, или отличающиеся от остальных внешним видом и поведением, или насолившие кому-то из Патриотов. После вечерних прогулок, вдоволь натешившись, храбрые защитники свободы Города возвращались по домам, к теплым шлепанцам и каминам, чтобы утром вновь превратиться в добропорядочных буржуа, домохозяек, школяров. Были они в общем-то безобидны, хотя неприятны, как мокрицы.
– Жители Свободного Города! – заговорил один из людей в черном. Голос был мужской. – Взгляните! Кто перед вами?
– Отступники и предатели! – подержал его женский фальцет.
– Они пришли в наш Город! Они посмели нас оскорбить в нашем же доме! Мы слышали…
Я наклонился к Джеанне;
– Похоже, это эхо нашего сегодняшнего дневного приключения.
– Ну, и отлично, – отозвалась она, не спуская прищуренных глаз с безликих противников. – Днем не удалось довеселиться, закончим сейчас…
– Вот тебе такое веселье определенно ни к чему. В твоем положении.
– Мое положение, – с тихой яростью откликнулась Джеанна, полоснув меня негодующим взглядом, – точно такое же, как и ваше. Так что держи свои хлопоты при себе!
– Какая участь грозит наглецам, что незваными приходят в наш город? – продолжал между тем разглагольствовать некто к черном. – Скажите, пусть они услышат!
– Прочь! ! – завопили разноголосо благодарные слушатели. – Вон!! Гнать!!
– Смерть! – пискнул кто-то пока еще невнятно.
С неожиданным грохотом и звоном распахнулась створка одного из освещенных окон на первом этаже, и свет перекрыл плечистый силуэт.
– А ну чего разорались на ночь глядя? – тяжким басом осведомился обладатель плечистого силуэта. – Кто тут взялся судить, кого «прочь» и «вон»? Вы что ли?
– Займись своими делами, добрый человек, – прошипел, слегка смешавшись, один из Патриотов. – Мы тут сами разберемся.
– Уж я сам решу, чего мое дело, а чего – твое. Вот когда под моими окнами детей обижают – это завсегда мое дело.
– Это отступники и предатели, – невольно втягиваясь в разговор, сообщил Патриот. Без должного нажима в форме надсадных воплей оба определения прозвучали как-то неубедительно. И потому он поспешил пояснить: – Не видишь, что ли, кто это? Это же драконьи выкормыши! Им нет места в нашем городе!
– Сам ты выкормыш, – сказал отчетливо Даврир. И даже пояснил чей.
Человек в окне крякнул, как мне показалось одобрительно. За его спиной обозначились еще какие-то люди. Зато Патриоты всколыхнулись и зашевелились, меняя дислокацию. Кажется, они намеревались перейти к активным действиям.
– Ты это… – произнес кто-то из них, обращаясь к обитателю дома, – окно-то закрой, а то сквозит…
– Ага, – произнес обладатель баса и споро полез через окно наружу. А за ним кто-то следом, ростом чуть поменьше, но такого же плотного телосложения. Второй, выбравшись, аккуратно прикрыл оконную створку.
– Вот теперь в доме не дует и не смердит, – весело сообщил Бас.
– Ты предатель! – завопил один из Патриотов.
– Поосторожнее в выражениях, сопляк, – осерчал горожанин.
– Ты же рожден в этом Городе! Ты должен быть с нами!
– Никому я ничего не должен, окромя своей супруги. С вами? Намотать на морду тряпку и нападать на прохожих? Так некогда мне, работаю я… Да и тряпки такой на мою рожу не найти.
– Мы запомним тебя! – пообещали Патриоты плечистому.
– Да ради Хранящего, – с удовольствием отозвался он. – Зовут меня, значит, Гдар Железняк. А это мой сынишка младший – Фегдор. Так что милости прошу в любое время. Ежели свои имена назовете, так будет совсем хорошо… Чего усохли-то?
– Что ж, так тому и быть! Объявляем Гдара Железняка и сына его Фегдора, и семью его зараженными от гнусных разносчиков болезни! А зараженных положено лечить или уничтожать, ежели они закоснели в своей болезни и не желают поддаваться лечению!.. –заверещала, срываясь на истерический визг, женщина.
– Ну, ну, – покивал Гдар. – Вот я сейчас кой-кого подлечу. Закосневшего в болезнях. Уж излечу от злобности и наглости раз и навсегда. Дабы не давали негодных рецептов другим и не разносили по городу бешеную напасть… А ну? – он косолапо шагнул вперед, расставив руки, и толпа нервно попятилась.
– Окстись, Железняк! – вякнул кто-то неразличимый из-за спин товарищей. – Зачем тебе эти нелюди и убийцы? Им все равно смерть со дня на день…
Побелевший, как известка, Даврир сдавленно выдохнул бешеное: «Ненавижу! Ублюдки!» – и прыгнул на неосторожного, оказавшегося слишком близко к нему. Тот изумленно и испуганно вскрикнул, валясь навзничь и отчаянно, как заяц заверещал: «Убивают!»
По словам очевидцев, угодивших в лапы Патриотов, те, кичась храбростью, на самом деле безнадежно боязливы, как все добропорядочные домовладельцы, и всегда избегают даже намеков на драку и кровь. Но ведь даже крыса, загнанная в угол, огрызается. И крысу можно разозлить или спровоцировать. Что и было успешно проделано. Тут все и закрутилось, Мы и моргнуть не успели, как оказались в центре людского водоворота, целиком поглощенные необходимостью уворачиваться от тумаков, которым награждали Другу друга Патриоты, пытаясь попасть в нас. Взаимное рукоприкладство только распалило их.
«А ну, хватай!.. Вон-вон он!.. Держи девку!.. Ой, моя рука!.. Куда бьешь, олух, там он!.. Эй-эй, смотри, что творишь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155