Полиция...
Может, у русских она и хорошо работает, а вот у нас не очень. Я этих двух сразу засек - того "спортсмена" и второго - поджарого.
- Зря беспокоишься, Рокко, - Утиный Нос мне говорит, - я понаблюдал они, по-моему, только здесь в самолете и познакомились.
- А ты, - говорю. - Хотел бы, наверное, чтобы они в форме летели или с вывеской на груди "Мы из полиции"? Они тебе такой спектакль разыграют, что и не опомнишься, как в наручниках будешь.
- Ты думаешь? - Утиный Нос забеспокоился.
Это с ним редко бывает, обычно он не любит волноваться. Помню, когда вместе по пушерам работали, он такое над ними вытворял, что даже меня выворачивало. А сам, как мясник, стоит себе спокойно, ногти чистит - он чистюля, Утиный Нос, - и нож или там дубинку аккуратно вытирает. Потом вдруг спохватывается: "Пошли, пошли, а то конторы закроются. А сегодня, знаешь, матч..." И бежит. Вот только это его может вывести из равновесия, что не успеет в букмекерскую контору - заключить пари на очередного идиота, которому вечером другой идиот будет вышибать на ринге остатки мозгов!
Ру спит в своем кресле, посапывает, как младенец. (Да, уж младенец с булыжником в руке!).
Белинда, вот та волнуется. Она всегда волнуется. Вообще-то ей пора бросать наш бизнес - нервы не выдерживают, да еще колется, а это уж последнее дело. Но куда ей деваться? Привыкла. Привыкла к деньгам, к легкой жизни, к нам, ко мне. Только к страху никак не привыкнет.
Я ей сказал однажды (так, для проверки):
- Слушай, Белинда, ты не устала? Не надоело со мной мотаться, рисковать на каждом шагу, бояться?..
- Ну, а если надоело, - усмехается, - ты что мне можешь предложить взамен? Законный брак с церковным обрядом? Тихую жизнь в белом домике у речки? Может, детей заведем? Или ферму - будем кур разводить?
- А что, - говорю серьезно, - почему бы нет? Мы еще молодые, можем многое успеть.
- Не валяй дурака, Рокко, - сердится, - было время, любили друг друга и то не поженились. Такие, как мы, не женятся, им и любить-то заказано. А уж теперь и подавно. Ну, какой ты муж? Какая я жена? Убийцы мы, воры, контрабандисты, по нас петля плачет...
Слышу уже истеричные нотки и сразу прерываю:
- Заткнись! Я тебе раз навсегда запретил подобные разговоры вести! А то...
Она втягивает голову, словно ждет, что я ее ударю (бывает такое).
- Извини, Рокко, - говорит, - что-то нервничаю сегодня. То ли эта задержка самолета, то ли не спала. Я сейчас вернусь - пойду лицо освежу.
Как же! Знаю, зачем она уходит в туалет - сейчас вколет себе очередную дозу. Белинда даже знойным летом не носит теперь платьев без рукавов, чтобы не видны были следы уколов на руке.
Возвращается спокойная, медлительная, немного сонная. Сначала у нее всегда так после укола.
- Слушай, - говорю, - дело плохо. По-моему, эти двое, ты знаешь, о ком я говорю, держат нас на поводке. Давай решать, что будем делать.
- С Утиным Носом говорил? - спрашивает.
- С ним говорить нечего, ты же знаешь. Когда надо дать волю рукам он ас. А насчет мыслей... Ру тоже не советчица. Нам решать.
- Как тебе представляется обстановка? - спрашивает.
Вижу, с ней все в порядке, она в форме.
- Я думаю, где-то мы споткнулись или за клиентами следили, или продал кто-то...
- Это исключается, - говорит она решительно, - тут ты молодец, так поставил дело, что, кроме нас, никто не подпущен.
- "Тут я молодец", - ворчу, - а в остальном шляпа? Так?
- Перестань, Рокко, - берет меня под руку, - ты же отлично знаешь, что во всем молодец. Без тебя мы бы пропали да вообще ничего бы не было: ни нас, ни фирмы.
- Ладно, ладно. Так вот, обстановка. Пусть не продали, пусть мы не ошибались - я тут все передумал десять раз - не вижу ошибок, но так или иначе на наш след напали. Спрашивается, почему не взяли еще дома, ну, хоть в аэропорту с поличным? Потому что хотят знать наших приятелей в Токио. Это, как дважды два...
- А зачем за нами людей посылать? - перебивает Белинда, - куда мы из самолета денемся?
- Вот именно. Ты умница. Могли сообщить приметы - встречайте, мол, нет - посылают нянек. Зачем? Ну, во-первых, для подстраховки - вдруг по приметам не узнают, вдруг мы в пути переоденемся, нацепим парики, ты бороду отрастишь, - смеюсь, - я - косы. Или выходить будем поодиночке. К другим пассажирам пристроимся. Мало ли что, но это значит, что в лицо нас японцы не знают. Не оттуда идет прокол. Другой вариант - по каким-то соображениям наша полиция не хочет с япошками делиться этим делом. Хочет сама все выяснить. Тогда в Токио не их полиция будет ждать, а наша, и притом тайно от японской.
- А зачем им это? Они в Интерполе все связаны...
- Э, Белинда! Они там в Интерполе, как пауки в банке. Что на поверхности лежит - то, конечно, общими силами, никуда не денешься. А если поглубже, надо еще посмотреть. Ну, к чему нашим дорогим отцам-полицейским выдавать нас с нашими миллионными чемоданами японским коллегам, когда можно эти миллионы самим взять, не себе в карман, разумеется, но для нашей страны, а не для Японии? Государственные интересы. Логично?
- Логично-то логично, - Белинда сомневается, - но, думаю, все проще. Если нас "засветили", то наверняка в Токио весь аэропорт набит полицейскими, а эти едут для связи, для участия в допросах, словом, как представители. Мы же все-таки не японские граждане. Может, они нас сразу и обратно повезут. Только уж не в первом классе, - усмехается.
- Тоже может быть, - соглашаюсь.
- А чем нам это грозит? - спрашивает.
Я смеюсь:
- Ничем хорошим. От чемоданов не откреститься. Сто человек видели, как их с нами вместе в самолет доставили. Ну, образцы можно в самолете выбросить, пистолеты - в уборной. Так ведь сразу же найдут и в два счета докажут, что наши.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36