Осветив внешнюю сторону параболы фонариком, Гил обнаружил всего одну вмятинку, а так восьмифутовая спутниковая антенна была в превосходном состоянии.
Блин, я на верном пути, ухмыльнулся про себя Пек. За такую дуру можно легко срубить пару штук. Наверное, неплохо бы смотрелась и на его дворе за курятником. Он уже предвкушал халявное «Эйч-би-оу» до конца земной жизни.
Гил обошел антенну, чтобы посмотреть, нет ли дополнительных повреждений. Высвеченное лучом фонаря его потрясло – в чаше тарелки находился мертвец, распяленный и приколотый, как бабочка в коллекции.
Покойника протыкал конус принимающей трубки, но сотворил это зло не ураган. Труп распяли – руки и ноги были тщательно привязаны к обрешетке антенны. Тучный и лысый мертвец совсем не походил на Иисуса Христа, чей образ внушило Гилу Пеку строгое баптистское воспитание. Тем не менее зрелище обескуражило липового каменщика, и он едва не заскулил.
Пек выключил фонарик и присел на землю, пытаясь успокоиться. О тарелке речи уже не шло – теперь Гил собирался с духом, чтобы снять дорогие часы, которые углядел на левой руке распятого мужика.
Раньше он всего лишь раз прикасался к покойнику – когда целовал бабушку в гробу. Слава богу, что хоть глаза у мужика закрыты. Пек осторожно залез в тарелку, и та закачалась под двойным весом. Сунув фонарик в рот, он направил луч на золотые «Картье» мертвеца.
Сучья застежка не поддавалась. Дело осложнялось трупным окоченением – распятый мужик не хотел расставаться с хронометром. Гил Пек боролся с трупом, а тарелка, будто юла, лишь сильнее раскачивалась на стойке. У Гила кружилась голова, он все больше свирепел. Но едва наконец удалось просунуть перочинный нож под браслет на окоченевшей руке, мертвец звучно перднул – произошел посмертный выход газов. И ошалевшего от ужаса Гила Пека детонацией сбросило с тарелки.
Эди Марш заплатила соседскому пареньку, чтобы слил бензин из брошенной Щелкунчиком машины и запустил портативный генератор. Она дала ему пятидолларовую купюру из тех шести, что нашла в ящике для инструментов в гараже торговца. Ничтожная заначка; Эди рассчитывала, что где-то есть еще.
Когда стемнело, она прекратила поиски и уселась в кресло Тони, положив рядом монтировку. Звук телевизора Эди включила на полную мощность, чтобы заглушить ночные шорохи и шепотки. Дом без дверей, окон и крыши – все равно что чистое поле. Снаружи было темно и жутко; люди, пробиравшиеся по неосвещенным улицам, казались привидениями. Рядом – никого, и Эди колотила дрожь. Она бы с радостью укатила на огромном, словно катер, «шевроле» Торреса, но выезд загородила машина Щелкунчика; ее Эди угнала бы с не меньшей радостью, если бы треклятый напарник не увез чертовы ключи. Придется торчать здесь до рассвета, когда одинокой женщине с двумя карликовыми таксами будет не так опасно появиться в городе.
Эди собиралась убраться из округа Дейд, пока еще что-нибудь не пошло наперекосяк. Операция провалилась, и она винила только себя. Скромный преступный опыт не подготовил ее к непонятным и зловещим передрягам в зоне бедствия. Все были на пределе; во мраке зрели зло, насилие и безумие. Такая игра ей не по зубам. Утром на попутке она доберется до Вест-Палма, съедет с квартиры и поездом отправится домой в Джексонвилл, где попробует помириться с дружком. За мировую придется расплачиваться, по меньшей мере, неделей минетов – учитывая, сколько она сперла с его счета. В конце концов он пустит ее обратно. Все они одинаковые.
Эди с отвращением пялилась в телевикторину, когда с порога ее окликнул мужской голос. Тони! – подумала она. Боров вернулся!
Эди схватила монтировку и вскочила с кресла.
– Полегче! – Мужчина в дверях поднял руки.
Это был не Торрес. Худощавый блондин в круглых очках, со светло-коричневым портфелем и ботинках «Хаш Паппиз» в тон. В руке манильская папка.
– Что вам нужно? – Эди держала монтировку небрежно, будто носила ее при себе постоянно.
– Совсем не хотел вас напугать, – сказал человек. – Я Фред Дав, работаю в «Среднезападном Ущербе».
– О! – Эди ощутила приятный трепет – как в тот раз, когда впервые встретила молодого Кеннеди.
Фред Дав заглянул в папку и спросил:
– Я не перепутал адрес? Это Калуса, 15600?
– Все верно.
– А вы – миссис Торрес?
Эди улыбнулась.
– Прошу вас, – сказала она. – Зовите меня Нерией.
8
Бонни с Августином резали пиццу, когда его приятель из ФБР заскочил на минутку, чтобы забрать пленку с последним сообщением Макса Лэма. Он прослушал ее несколько раз на магнитофоне в гостиной.
Бонни следила за лицом агента, но оно оставалось совершенно непроницаемым. Наверное, их этому специально учат, подумала Бонни.
Прокрутив пленку в последний раз, агент повернулся к Августину:
– Где-то я читал про эту «скрипучую машинерию человечества».
– Я тоже. Все голову ломаю.
– Представляю, как в Вашингтоне над пленкой засядет бригада лучших психиатров…
– Или дешифровщиков, – добавил Августин.
Агент улыбнулся:
– Точно. – Он взял на дорожку горячий клин с пепперони и распрощался.
Когда дверь за ним закрылась, Августин прямо спросил у Бонни то, на что агент лишь намекнул: вероятно ли, что Макс написал нечто подобное сам?
– Исключено, – ответила миссис Лэм. Макс занимается джинглами и слоганами, а не метафизикой. – Он мало читает. Последняя книга – одна из автобиографий Трампа.
Это убедило Августина, что Макс по телефону не юлил – им командовал таинственный человек. Но зачем? Крайне странная ситуация.
Бонни сходила в душ. Она появилась в голубенькой фланелевой ночнушке, напомнившей Августину о давней пассии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112