Гиперкомплексные числа – это категория комплексных чисел, которые не подчиняются правилам ни для действительных, ни для комплексных чисел.
– И что с ними можно делать? – спросил Думитру, совсем запутавшись, но его так поразило воодушевление Алси, что он был не в силах ее остановить.
– Прости, не поняла, – удивленно взглянула на него Алси.
– Математика обычно нужна для того, чтобы, например, построить мост или рассчитать траекторию полета стрелы, – сказал Думитру. – А где можно применить твои гиперкомплексные числа?
– Честно говоря, понятия не имею, – взглянула на него из-под полуопущенных ресниц Алсиона. Помолчав, она снова оседлала своего конька. – Формулы и правила, о которых я говорю, описывают взаимодействие этих чисел, но я не знаю ни одной практической ситуации, в которой их можно применить. – Ее лицо сияло. Казалось, она смотрит сквозь Думитру в какую-то отдаленную точку пространства, видимую только ей. – Веками математика плелась позади или в лучшем случае не отставала от научных знаний, призванная лишь подтвердить уже открытые законы или описывать действия и величины, которые прежде были измерены. В нашем веке математика впервые достигла абстрактной независимости от объективной реальности, и когда в будущем понадобятся такие сложные расчеты, основа для них будет готова. Но это уже другая область. Меня интересуют только цифры. – Алси несколько секунд вглядывалась во что-то невидимое, потом заморгала и, придя в себя, с досадой взглянула на Думитру. – Я тебя утомила?
Он не мог удержаться от кривой улыбки. Как же, утомила! Ведь ее охватил почти священный экстаз. Любой почел бы за счастье испытать это. Ему бы осудить такое неженское хобби из боязни, что это вызовет у супруги мозговую горячку или дурно повлияет на женские органы. Но Думитру всегда подозревал, что эти опасения – сущий вздор. Когда Алси говорит о своем увлечении, она так и пышет здоровьем. Думитру не мог поверить, что увлечение, даже столь неординарное, повредит ей.
– Нет, – сказал он. – Ни в коей мере. Это очень увлекательно, хоть я мало что понял.
Думитру умолк, и Алси с тревогой взглянула на него. Казалось, ее взволновало его внимание к ее интересам, как будто он обнаружил какой-то важный и постыдный секрет. Ей нужно прийти в себя, поэтому он съязвил:
– Когда я жил в Париже, то знал женщин, славившихся умом. Они проводили дни, играя на фортепиано, создавали шедевры вышивки и упражнялись в остроумии.
– У тебя нет фортепиано, а рукоделие занимает только руки, а мысли в это время свободно блуждают, – нахмурившись, сказала Алсиона, словно всерьез анализировала перечисленные занятия. – Если уж на то пошло, вышивка весьма приятное занятие. Но когда нужно выразить одолевающие мысли, для этого необходимы перо и бумага, а не иголка с ниткой.
– Ты меня неправильно поняла, – терпеливо возразил Думитру. – Я хотел сказать, что ум упомянутых дам сильно отличался от твоего.
Алси удивилась, потом ее лицо приняло непроницаемое выражение.
– Их легче понять? Их увлечения больше подобают женщине? – предположила она.
– Они более разговорчивые, – поправил Думитру. – Хотя не идут с тобой ни в какое сравнение.
– М-м… – уклончиво протянула Алсиона, ее лицо было по-прежнему непроницаемым, а тон неуверенным. – Признаюсь, когда адресат на другом краю континента, лист бумаги весьма кстати, но умная беседа на математические темы столь же плодотворна, как и на другие.
– Нет, если твой собеседник одолел только азы геометрии, – весело воспротивился Думитру, чувствуя, что может встретить достойного противника, если Алси будет продолжать дальше с той же неумолимой серьезностью.
Она покраснела, и ее оборона тут же пала.
– Прости, я не учла…
– Ради Бога, Алсиона! – перебил ее Думитру, притворно закатив глаза. – Своим смущением и извинениями ты лишаешь меня удовольствия подразнить тебя.
– Ох! – вымолвила Алси и заморгала. У нее вырвался нервный смех. – Прости, я не слишком сильна в кокетстве и легкомыслии, язвительность мне дается гораздо лучше. Мать считала, что всему виной моя непосредственность, а я думаю, что это следствие контактов с людьми, считающими, что мои интересы оскорбляют их чувствительность. У меня было мало возможности вести пустые светские разговоры.
Ее слова задели Думитру, но он скрыл это под шутливым ответом.
– После всего, что я сказал, ты опять извиняешься, – поднял бровь Думитру.
– Я… – Алси на мгновение замолкла, загнанная в угол, потом все поняла, и ее лицо ожило. – Ах ты! Ты опять меня дразнишь. – Безуспешно пытаясь сдержать улыбку, она рассмеялась. – Я порой вхожу в раж! – сказала она, отсмеявшись. – Я понятия не имела, как сказать тебе о своей работе, поскольку почти никому о ней не говорила, но уверена, что, думай я целый месяц, худшего способа не придумала бы. Удивляюсь, что ты не сбежал, как только я начала разглагольствовать о гиперкомплексных числах.
– Ну, если это самое худшее, думаю, с остальным мы справимся, – сухо ответил Думитру, Он услышал, как открылась дверь в гостиную, значит, подали обед. Алсиона успокоилась и казалась почти счастливой. Поэтому он позволил себе сменить тему: – Поверь, я пришел сюда не затем, чтобы обсуждать дамские увлечения или математику. Я хотел пригласить тебя пообедать со мной.
– Уже так поздно? – Она бросила взгляд на свое безупречное платье. – Я еще в утреннем наряде, но если ты не возражаешь…
– Вовсе нет, – сказал Думитру. С тех пор как вернулся из Парижа, он не переодевался даже к ужину, если не считать дня свадьбы. – Мы тут не слишком придерживаемся строгих правил этикета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92