Такой поступок не только подчеркивал ее бессилие, он требовал от Колина взять на себя роль самодура, а не великодушного благодетеля, и теперь эта разница почему-то стала для нее решающей. Возможно, это будет иметь какое-нибудь значение.
Когда горничная, закончив свое дело, ушла, Ферн тоже направилась к двери, но по пути заметила на стуле жилет Колина и сразу вспомнила о письме, которое он читал в поезде. Она не имела права его брать. Муж приказал ей держаться подальше от всех дел, однако гнев и обида заставили ее подойти к жилету. Сердце громко стучало, пока она лихорадочно обшаривала наружный карман. Там оказалось два письма вместо одного.
Не обращая внимания на угрызения совести, Ферн вытащила их, открыла первое и стала читать.
«8 июня
Гостиница Линкольна.
Уважаемый мистер Редклифф!
По вашей просьбе я с величайшим старанием продолжаю расследование в отношении «Рексмер и К°». Однако моим усилиям что-либо обнаружить препятствуют неблагоприятные обстоятельства, связанные с гроссбухами, а также затруднения в получении нужных сведений от мистера Рестона.
В данный момент я вам настоятельно советую обратиться к вашему отцу, чтобы надлежащим образом оценить историю с усадьбой до того, как вы предпримите собственные действия.
Остаюсь
Ваш покорный слуга
Джеймс Барнс».
Второе письмо не добавило ясности и оказалось еще более странным.
«Уважаемый сэр!
Вы опять расспрашиваете про нас, хотя это ни к чему. Потому что мы делаем то, что собирались. Мы делаем то, что обещали, точь-в-точь. Мы выполняем нашу часть договора. И нечего изводить моего мужа, он честный. Он никогда не пройдет в ферзи, если только его не продвинут.
С почтением
Доркас Рестон».
С незначительными угрызениями совести и большим предчувствием чего-то плохого Ферн быстро вернула письма на место. Она не имела права их читать, но сделала это и теперь была скорее встревожена, чем довольна собой. Когда она покидала спальню, это походило на бегство.
Колин допускал, что если просьба Ферн – выражение недовольства, то, может, он его заслуживал, поскольку имел бестактность напиться перед брачной ночью. Разумеется, у него были для этого основания, без уважительной причины он бы никогда так не поступил, но, учитывая все обстоятельства, у Ферн, возможно, есть некоторый повод обижаться. Тем не менее он был доволен собой, так легко простив ее и так великодушно приняв вину на себя.
И все же это не означало, что ему хочется идти пешком. Он быстро отклонил ее просьбу, хотя даже сделал намек на сожаление, когда приказал кучеру подать экипаж, как и планировал.
Выйдя на свет безжалостно яркого утреннего солнца, Колин предложил жене руку. После секундного колебания она с непроницаемым выражением посмотрела на него из-под полей шляпы, затем скованно положила маленькую руку на сгиб его локтя и молча спустилась рядом с ним по ступенькам. Кучер распахнул дверцу, и Колин помог ей подняться в карету.
Должно быть, Ферн разозлило нечто большее, чем его опьянение, потому что прошлой ночью оно, похоже, не особо ее беспокоило. Должно быть, он чем-то обидел жену, решил Колин, откидываясь на спинку сиденья. Но что он мог сказать или сделать, чтобы это вызвало у нее такую обиду?
Не важно. Увидев Павильон, она моментально забудет свои пустяковые огорчения.
Карета подъезжала к дворцу с тыла, но, едва появились контуры первого купола, глаза у Ферн загорелись, и она вытянула шею, чтобы лучше видеть.
– Это похоже на Индию, – с благоговением сказала она.
Колин усмехнулся, затяжную неопределенность смыло волной самоуверенности.
– Возможно. – Он покровительственно похлопал ее по руке.
Однако при этом прикосновении она замерла, бросила на него проницательный взгляд и тут же перевела его на улицу перед ними.
В чем дело? К нему опять вернулось раздражение, но он молчал. Колин ненавидел даже начальную стадию дурного настроения и свою головную боль, которые предвещали очень плохой день. А то, что Ферн может направить его природную отчужденность в еще более мрачное русло, только усиливало его раздражение.
Когда они подъехали к арочным воротам дворцового парка, украшенным куполом, он помог Ферн выйти из кареты, и она вскрикнула, как восторженный ребенок, слишком уж радостно для искреннего восхищения.
– Мы должны увидеть Павильон с фасада, – заявила она.
Колин ускорил шаг, чтобы не отстать, но Ферн весело миновала группы посетителей на аллее и направилась через газон к маленькому овальному пруду. Дойдя до него, она повернулась.
– Какое необычное сооружение! – воскликнула она, когда он подошел к ней. Ее глаза расширились от преувеличенного восторга. – Едва ли я могла представить себе нечто подобное.
– Действительно, – произнес Колин, скорее потому, что не имел на этот счет особого мнения.
Девический восторг, который она демонстрировала, был явно искусственным, но зачем ей нужно производить впечатление, сходное с весельем, оставалось для него загадкой. Он решил игнорировать это ее восторженное состояние в надежде, что оно само пройдет. Как проходило многое из того, что его раздражало, если он игнорировал это достаточно долго.
Ферн смотрела на длинное здание, решетчатые портики под изящно рифлеными колоннами, поддерживающими нелепую фантазию крыши, все купола и ребристые минареты.
– Все это следовало бы выкрасить в причудливые цвета, чтобы соответствовало архитектуре. Или даже в белый. А некая сдержанность цвета буйволиной кожи делает все еще более неуместным.
На взгляд Колина, ничто уже не могло улучшить вид странного здания, стоявшего посреди вполне приличного английского города.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61