Долгие дни путешествия по почтовой дороге давали им достаточно времени для размышления. Понадобилось около двух недель, чтобы приблизиться к Мадриду. Наконец вдали показался белый город. Продуваемые северным ветром равнины отделяли его от Гвадаррамских гор, а с юга к нему подступала горная цепь, охранявшая Толедо.
Дорога вынуждала Джошуа изрыгать непрерывный поток проклятий, он едва справлялся с вьючной лошадью. Много лет назад он уже был с Боваллетом в Испании, но с возмущением говорил, что позабыл, какие в этой стране ужасные дороги. Он ехал сзади, окидывая равнину блестящими проницательными глазами.
— Одни овцы! — презрительно ворчал он. — Этого уже достаточно, чтобы разорить всю страну! Клянусь жизнью Христовой, ну и бедно же они живут! Разорение так и пялит на нас свои пустые глаза со всех сторон. Ни хлебов, ни довольных фермеров! Ничего! — одни только голые скалы да пыль. И овцы! Про них-то я и забыл, тут они совсем некстати! Да, и вы называете это дорогой? Ну уж нет, мы, англичане, еще можем кое-чему поучить этих испанцев, вот что вам скажу!
— Придержи язык! — резко посоветовал ему Боваллет. — Чтобы я больше не слышал ни единого слова про англичан! Да, это большая страна. Интересно, с какой скоростью может, например, беглец продвигаться к границе?
— По этим дорогам, хозяин, быстро не побегаешь! Да ведь это дикая страна, не иначе! Вы только вспомните чудесный особняк, который милорд выстроил в Алрестоне, и посмотрите на эти мрачные крепости! — Он показал на суровые очертания замка, показавшегося в нескольких милях впереди по дороге, и содрогнулся. — Нет, не нравится мне эта страна! Все здесь не так! Запомните мои слова, хозяин, все здесь не так!
К Мадриду они подъехали холодным вечером. Джошуа дрожал от вечерней прохлады и ворчал, жалуясь на климат, одна крайность которого сменялась другой. Он уверял, что днем изнемогает от солнца, а вечером ветры приносили такой холод, что он дрожал как в лихорадке.
Боваллет уже бывал в Мадриде и убедился, что город с тех пор сильно вырос и изменился. Он проехал к таверне «Восходящее Солнце», которая располагалась в нескольких шагах о Пуэрта дель Соль. Не было необходимости снова предупреждать Джошуа. Сообразительный слуга прекратил свои жалобы, едва они стали подниматься по крутым улицам в самое сердце города. Боваллет верил, что слуга не подведет его. Джошуа держался уверенно, бегло говорил по-французски, довольно неплохо по-испански, так что можно было не бояться, что он заговорит на родном языке, пытаясь подыскать нужное слово.
Сэр Николас занял в таверне отдельную комнату и отлично поужинал. Прислуживал ему только Джошуа.
— Весьма вероятно, что французский посол не должен ничего знать о привезенной мною корреспонденции, поэтому ты, Джошуа, будешь говорить всем, что я путешествую только ради собственного развлечения. Ты ничего не знаешь о секретных документах.
— Хозяин, а что вы собираетесь сделать с этими бумагами? — беспокойно поинтересовался Джошуа.
Сэр Николас едва заметно улыбнулся.
— Как это «что» ? Я вручу их его католическому величеству, что же еще?
— Это верная смерть, сэр, неужели вы сами пойдете в логово льва? — дрожащим голосом проговорил Джошуа.
— Слушай, мне известен только один лев, но в Испании его нет! — рявкнул Боваллет. — Завтра я направляюсь в Алькасар. Приготовь мне нарядный камзол французского покроя. — Он вытащил бумаги, спрятанные у него на груди, и разложил их на столе. — Зашей их как следует в кусок шелка, — сказал он. Глаза его блеснули. — Как, ты все еще дрожишь? Ну, так перекрестись и помолись Господу! Вот так!
Получить доступ в Алькасар было вовсе не так легко, как попасть во дворец королевы Елизаветы. Пришлось долго ждать, отвечать на множество вопросов. Верительные грамоты несчастного молодого человека забрали и куда-то унесли. Ник остался ждать в большом мрачном зале.
Он уселся на резной стул и с интересом огляделся. Стены темного мрамора были завешаны богатой парчой и фландрскими гобеленами, изображавшими мучения различных святых. У подножия широкой лестницы стояла бронзовая статуя, на полу лежали турецкие ковры, это показалось англичанину очень странным, ибо они заглушали звук шагов. Да, в Алькасаре было очень тихо. Возле широких дверей неподвижно застыли суровые лакеи, придворные время от времени проходили через зал, но никто не произносил ни слова. Показался галантный кавалер, весь в шелку и бархате; невозмутимо прошествовал аскетичного вида человек, который неслышно прошел, пряча руки в широких рукавах; священник доминиканского ордена в длинной сутане и капюшоне, закрывающем лицо; какой-то пожилой человек с любопытством посмотрел на Боваллета; прошагал караульный офицер; пробежала какая-то женщина — скорее всего, фрейлина…
Казалось, огромный зал давил на посетителя, одна только тишина, царившая там, могла свести с ума любого человека, обладающего недостаточно крепкими нервами. Это место олицетворяло для англичанина обиталище религиозного ужаса, полное неясной опасности. Страшные картины сами приходили на ум, хотя ни одного священника инквизиции не было видно.
Сэра Николаса мрачные видения пока не посещали, пульс его бился ровно и спокойно. Неверный шаг — и он никогда больше не увидит Англию. Одно уже это давало ему полную уверенность, что он не сделает этот шаг. Месяц назад, в Париже, маркиз де Бельреми потрясение сказал:»Моп Dieu, quel sangfroid!». Интересно, что бы он сказал сейчас, увидев своего родственника, с беспечным видом сидящего в самой преисподней?
Прошло полчаса, и лакей вернулся в сопровождении гладко выбритого секретаря в длинном одеянии, который пристально посмотрел на Боваллета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86