– Никогда не видел Софи, сидящей без дела. Предоставьте ее самой себе! Я всегда так поступаю, и это никогда не приносило вреда. Я точно не знаю, когда она прибудет. Вероятно, она захочет увидеться со мной до моего отъезда, но вряд ли она успеет приехать в Лондон до моего отплытия.
– Вряд ли успеет до… Горас, ты сам должен привезти ее ко мне! – воскликнула его сестра, явно скандализованная. – В ее возрасте – и путешествовать в одиночку! Никогда о таком не слышала!
– Она не одна. С ней будут горничная – дракон, а не женщина, проехала с нами по всей Европе, – а также Джон Поттон.
Увидев, что его племянник приподнял брови, он счел нужным пояснить:
– Это грум, курьер, мастер на все руки! Он присматривает за Софи с ее детских лет.
Он вытащил часы и взглянул на стрелки.
– Теперь, когда мы все уладили, мне надо идти, Лиззи. Позаботься о Софи и найди ей хорошего жениха, я на тебя надеюсь. Это очень важно, потому что… У меня нет времени объяснять. Думаю, она расскажет сама.
– Но, Горас, мы не все уладили! – запротестовала его сестра. – И Омберсли расстроится, если не увидит тебя! Я надеялась, что ты пообедаешь с нами!
– Нет, не могу, – ответил он. – Я обедаю в Карлтон-Хауз. Передавай привет Омберсли; думаю, что на днях снова увижу его!
Затем он небрежно поцеловал сестру, сердечно похлопал ее по плечу и вышел в сопровождении племянника.
– Можно подумать, именно этого я хотела! – возмущенно произнесла леди Омберсли, когда Чарльз вернулся в комнату. – И я не имею ни малейшего представления, когда девочка приедет!
– Это неважно, – сказал Чарльз с равнодушием, рассердившим ее. – Ты распорядишься, чтобы ей приготовили комнату, и она может приехать, когда захочет. Будем надеяться, она понравится Сесилии, когда та узнает ее получше.
– Бедняжка! – вздохнула леди Омберсли. – Знаешь, я страстно хочу заменить ей мать, Чарльз! Должно быть, она ведет очень странную и одинокую жизнь!
– Без сомнения странную, но едва ли одинокую, если она ведет хозяйство у моего дяди. Я предполагаю, что с ней живет какая-нибудь женщина постарше – гувернантка или что-то в этом роде!
– Конечно, так должно было бы быть, но твой дядя ясно мне сказал, что гувернантка умерла, когда они жили в Вене! Мне бы не хотелось так говорить о единственном брате, но создается впечатление, что Горас не способен позаботиться о дочери!
– Совершенно не способен, – сухо согласился он. – Полагаю, тебе не придется жалеть о своей доброте, мама.
– О нет, конечно, нет! – воскликнула она. – Твой дядя так говорил о девочке, что мне страшно захотелось ее увидеть! Бедняжка, я думаю, с ее желаниями и удобствами никогда не считались! Я бы рассердилась на Гораса, если бы он еще хоть один раз повторил, что она умница и не поставляла ему хлопот. Думаю, он никому не позволит доставить ему хлопоты – вряд ли найдется более эгоистичный человек! София, наверное, унаследовала приятный характер своей матери. Не сомневаюсь, что она будет прекрасной компанией Сесилии.
– Надеюсь, так и будет, – сказал Чарльз. – Это напомнило мне кое о чем, мама! Я только что перехватил одно из цветочных подношений этого молокососа сестре. Эта записка была вложена в букет.
Леди Омберсли взяла послание и в испуге посмотрела на него.
– Что мне с этим делать? – спросила она.
– Брось его в огонь, – посоветовал он.
– О нет, Чарльз, я не могу! По-моему, это недопустимо! Кроме того, может, эта записка адресована мне от его матери!
– Очень маловероятно, но если ты так думаешь, тебе нужно прочесть се.
– Конечно, так поступить – это мой долг, – согласилась она с несчастным видом.
Он сделал презрительное лицо, но промолчал, и после минутного замешательства она сломала печать и развернула листок.
– О, посмотри, это стихи! – воскликнула она. – Причем очень милые. Чарльз, послушай:
Когда, о Нимфа, луч из синих глаз
Мятущуюся душу мне пронзает…
– Благодарю, я не разбираюсь в стихах, – резко прервал мистер Ривенхол. – Бросьте их в огонь, сударыня, и скажите Сесилии, чтобы она впредь не получала писем без вашего позволения!
– Да, но ты действительно считаешь, что это надо сжечь Чарльз? А если это окажется единственным экземпляром Может быть, он хочет их напечатать!
– Он не посмеет печатать такое ни об одной из моих сестер! – мрачно произнес мистер Ривенхол, повелительно протянув руку.
Леди Омберсли, всегда покорявшаяся сильной воле, уже готова была отдать ему письмо, когда дрожащий голосок и дверях заставил ее остановиться:
– Мама! Не отдавай ему!
II
Леди Омберсли опустила руку. Мистер Ривенхол, нахмурив брови, резко обернулся. Его сестра, взглянув на него со жгучим укором, подбежала к матери и выкрикнула:
– Дай мне это, мама! Кто позволил Чарльзу жечь мои письма?
Леди Омберсли беспомощно смотрела на сына, но он молчал Сесилия выдернула развернутый листок бумаги из рук матери и прижала его к трепещущей груди. Этот жест заставил мистера Ривенхола заговорить:
– Ради Бога, Сесилия, не надо устраивать представлений! – сказал он.
– Как ты посмел прочитать мое письмо?! – воскликнула она.
– Я не читал твоего письма! Я отдал его маме, а уж у нее-то есть право читать его!
Ее нежные голубые глаза наполнились слезами, она громко сказала:
– Только ты виноват! Мама никогда бы… Я тебя ненавижу, Чарльз! Ненавижу!
Он пожал плечами и отвернулся.
– Ты не должна так говорить, Сесилия! – слабо укорила дочь леди Омберсли. – С твоей стороны очень нехорошо получать письма без моего разрешения! Даже не представляю, что сказал бы твой папа, если бы узнал об этом.
– Папа! – презрительно воскликнула Сесилия – Нет!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16