Хотя Шарлотта, казалось, не замечала смущения Дженни и, поцеловав ее, повела в дом Дженни испытала облегчение и сильно удивилась, обнаружив, что возвращение домой сопровождалось куда меньшими церемониями, нежели их приезд на Рассел-сквер Единственными лакеями, которые попались ей на глаза, были два молодых человека, одетые в темные ливреи и с собственными, не напудренными волосами, а дворецкий, пожилой и слегка сутулый, выглядел, бы совсем ничтожно рядом с величавым Баттер-банком мистера Шоли.
– Я должна проводить вас прямо к маме, – сказала Шарлотта – Она в маленькой гостиной вместе с моей тетей – ах, Адам, мне следовало написать тебе и предупредить, что тетя Нассингтон здесь, с дядей, а также Осбертом, но времени не было, поскольку они буквально застали нас врасплох. Не то чтобы я, в общем, я хочу сказать, я очень признательна ей за то, что она приехала по такому поводу, вот только мы никак от нее этого не ожидали, хотя мама, конечно, ее приглашала.
– О Господи! – сказал Адам, скорчив гримасу. – Не давай себя в обиду, Дженни, или обращайся ко мне за защитой! Я ее до смерти боюсь.
– Как тебе не совестно, Адам – упрекнула его Шарлотта, ведя Дженни по широкой дубовой лестнице. – Не стоит внимания, Дженни! Моя тетя – очень прямодушная и такая добрая, уверяю вас!
Следуя за женой и сестрой вверх по лестнице, через прихожую – в Продолговатую гостиную и по ней в расположенную дальше Малую гостиную, Адам спрашивал себя, как Дженни перенесет знакомство с леди Нассингтон, и надеялся, что она не проглотит язык. Он боялся, что властные манеры и язвительная речь ее светлости парализуют его жену, и впоследствии испытал большое удивление и облегчение, обнаружив, что Дженни, которая говорила односложно с леди Линтон, поддерживала разговор с леди Нассингтон без всякого смущения.
Внешне ее светлость напоминала своего брата. Она была крупной женщиной, с орлиными чертами лица и высокомерно-безразличным взглядом. Подобно ему, голос у нее был громкий и повелительный, и до определенной степени она разделяла его пренебрежение к условностям. На этом сходство заканчивалось. Свободное и естественное поведение лорда Линтона брало начало в его жизнерадостной натуре, а у его сестры уходило корнями в совершеннейшую убежденность в собственном превосходстве и было настолько непредсказуемым, что снискало ей репутацию эксцентричной особы. Она всегда говорила и делала То, что ей вздумается, а также проявляла снисходительность к тем, кому посчастливилось заслужить ее расположение; но она воспитывала своих дочерей в строгости и осуждала любое нарушение этикета, допущенное людьми, которые ей не нравились.
Помимо своего мужа, худощавого, немногословного человека с усталым лицом, она привезла в Фонтли своего третьего сына, дюжего спортсмена, которого прежде предлагала Адаму в качестве шафера.
– И правильно сделал, что от него отказался! – сказала она Адаму. – Он по своей бестолковости наверняка загубил бы все дело или, провоняв конюшней, отправился бы в церковь!
Адам поинтересовался, какие развлечения можно предложить Осберту в течение недели в Фонтли в это время года; но леди Нассингтон просила его не утруждать себя этими заботами, поскольку заинтересовать Осберта во время мертвого сезона было невозможно ничем.
– Но бедняге будет тоскливо до слез! – возразил виконт.
– Он с таким же успехом может тосковать здесь, как и в любом другом месте, – ответила ее светлость. – Не обращай на него внимания! Должна сказать тебе, Адам, что твоя жена приятно меня удивила. Конечно, внешность, признаться, не ахти и одета прескверно, но она производит впечатление разумной девушки и не строит из себя липовую аристократку. Тебе могло достаться что-нибудь гораздо худшее. Я не против того, чтобы ее представить, и ты можешь привезти ее на мой прием двадцатого – это станет для нее хорошим началом. Жаль, что твоей матери вздумалось впасть в меланхолию, хотя именно этого я и ожидала! Жених Шарлотты ей тоже не нравится; не бог весть что, я согласна, но, если девушка пренебрегает предложенными ей возможностями, она, в конце концов, должна быть довольна и таким приличным браком. Знаешь, я однажды вообразила, что влюблена в его отца, – добавила она ностальгически. – Из этого бы, конечно, ничего не вышло, но то, что я считала недоступным, твоей матери, я уверена, было не нужно: она всегда была мокрой курицей. Честное слово, удивляюсь, что ты удался на славу, – ей-богу, мой дорогой племянник!
Он не удержался от смеха, покачав головой:
– Знаете, это просто неприлично говорить мне такие вещи, мэм!
– О, я не говорю за спиной у Бланш ничего такого, что я не сказала бы ей в лицо! – ответила она.
Когда Шарлотта привела Дженни в Малую гостиную, леди Нассингтон оглядела ее оценивающе и, едва та поприветствовала Вдовствующую, велела;
– Подойди сюда, детка, дай-ка мне на тебя посмотреть! Гм… Да, жаль, что ты не повыше, но я рада видеть, что ты держишься прямо. Как тебе понравилось Рашли? Надеюсь, мои люди создали тебе уют?
– Да, мэм, они это сделали. Мне там очень понравилось, я хотела поблагодарить вас за то, что вы мне его предоставили. Все было так мило и интересно! Я прежде никогда не жила в деревне.
– Ты выросла в городе?
– Да, хотя моя мама была дочерью фермера и приехала из Шропшира, мэм.
– Наверное, крепкая йоменская семья – ты и сама так выглядишь. Послушай моего совета, научись одеваться попроще! Оборки тебе не идут. А эти жемчужины у тебя в ушах – настоящие? Ну да, а как же иначе, очень жаль, что твоя шея слишком коротка для них. Линтон, купи своей жене пару аккуратных сережек!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135