Она выйдет за Дюбэ, человека нашей веры и нашего круга.
Мириам покоробили жестокие слова отца, но она ничего не сказала. «Этого несчастного ребенка». Он обрек ее на такой стыд, обесчестил их древнее имя. Он не заслужил лучшего обращения… Но разве может невинное дитя отвечать за их грехи?
Словно прочтя ее мысли, Риго отвернулся от Иуды и посмотрел в бледное лицо Мириам своими пронзительными синими глазами.
— Значит, ты отказываешь мне? Но я прискакал сюда для того, чтобы потребовать то, что принадлежит мне по праву. Если ты не хочешь иметь ничего общего со мной, то хотя бы можешь носить доброе имя Торресов. Семья моего отца богата и уважаема в Новом Свете, — по курайней мере, так говорил Бенджамин. Они с честью примут тебя и будут любить ребенка. — Он чувствовал, что она колеблется.
Иуда Талон же в гневе продолжал:
— Аарон Торрес предал нашу веру. Он женат на христианке. В этой ужасной варварской стране ты станешь отверженной, Мириам. Я запрещаю тебе!
Сердце Мириам разрывалось от сомнений и тоски. С одной стороны, сможет ли она полностью порвать со всем, что так дорого ей здесь, в Марселе? С другой — она прежде всего должна думать о ребенке, здесь Риго прав. Дюбэ женится на ней из-за денег, он будет досаждать ребенку, как только сможет. И не дай Бог, он будет таким же темнокожим, как его отец… Она снова вспомнила, как в бреду Риго говорил о своем детстве. Мириам взглянула на побагровевшее лицо отца, гневное и умоляющее одновременно. «Я никогда больше не увижу тебя, отец. Прости меня».
— Я выйду за тебя, Риго, — сказала она срывающимся голосом, но стоя по-прежнему прямо, с гордо поднятой головой.
Иуда посмотрел на нее немигающими глазами, в которых росла решимость и ненависть. Он понял, что дочь приняла решение, и что-то словно надломилось в нем. Он схватил длинную широкую полу своей одежды, методично разрывая на куски тяжелый бархат.
— У меня больше нет дочери, — сказал он, потом начал бормотать что-то по древнееврейски. Глаза его потухли, он словно не видел, как она обошла вокруг него и, дрожа, но не плача, встала перед Риго.
— Я готова идти с тобой. Теперь в этом доме нет ничего, принадлежащего мне. Тебе придется взять меня с тем, что на мне сейчас, потому что теперь за мной не дадут приданого.
Риго нахмурился.
— Ты думаешь, я хочу жениться на тебе, чтобы заполучить богатство? — Он взял ее за руку, безвольную и холодную как лед. Казалось, старик даже не заметил, как они покинули комнату.
— Он бормочет что-то непонятное! Неужели одна мысль о твоем замужестве лишает его рассудка? — спросил Риго, когда они шли длинным коридором к выходу.
— Он не бормочет. На древнееврейском он читает молитву по умершей. Если иудей вступает в брак с человеком другой веры, закон Моисеев предписывает родителям оплакивать дитя, считая его умершим навеки. — Она почувствовала, как Риго еще крепче сжал ее руку и пробормотал сквозь зубы какое-то проклятие.
Мириам не хотелось смотреть в его глаза. Даже когда они открыли дверь и ледяной январский ветер с дождем ударил в лицо, огонь его гнева словно накалял воздух вокруг нее.
— Накройся этим, пока я седлаю коня, — приказал он, протягивая свой тяжелый плащ. Мириам закрыла глаза и спрятала лицо в толстой шерстяной материи, пропитанной его запахом, запахом человека, непоправимо изменившего ее жизнь. Совсем недавно он был чужим, а сейчас… Мириам поймала себя на мысли, что в самых тонких нюансах запаха, голоса, движений, касаний было что-то родное, знакомое. С той ночи, когда она обтирала его обнаженное, горящее в лихорадке тело, сколько раз она внимательно разглядывала его? Мечтала о нем? «Он околдовал меня».
Риго оседлал жеребца и подсадил ее в седло впереди себя, пробормотав вороному скакуну:
— Полегче, Пелигро, полегче.
— Люди моего отца не станут преследовать меня. Ты можешь убрать меч в ножны, — сказала она.
— Если бы я никогда не обнажал свой меч, миледи, нас не постигла бы такая печальная участь, — ответил он, пуская коня мелкой рысью в направлении дворца Торресов.
Дождь смешался с ее слезами, растворяя их, но она ничего не ответила на его грубый намек.
— Я пошлю за своим старым другом, Франциском Моро, чтобы он освятил брак, — говорил Исаак, расхаживая взад и вперед по просторной спальне, которая была также и спальней Руфи.
— Ты уверен, что этот брак будет лучшим выходом из положения? Мириам в отчаянии. Боюсь, она никогда не оправится от разрыва с отцом.
— Она сама решила соединить свою жизнь с моим племянником, а не мы, и тем более не Иуда, — раздраженно возразил Исаак. — По крайней мере, этот мошенник вернулся, чтобы жениться на ней. Я предупреждал Бенджамина как только он привел своего брата сюда, о неприятностях сопряженных с его появлением.
При упоминании Бенджамина глаза Руфи наполнились слезами.
— Это Бенджамин должен был жениться на ней, а не Риго.
— Мириам всегда отличалась сильной волей и — до последнего времени — здравым смыслом. Она выбрала христианина. Значит, она тоже должна принять другую веру, и их брак освятит католический священник. Я послал управляющего, чтобы он подготовил в самое ближайшее время все для путешествия в Эспаньолу. Пока еще плавание безопасно для нее, хотя срок родов приближается.
— Кажется, это не случится ранее конца июня. Еще достаточно времени, Исаак, — мягко сказала Руфь.
— Если я спокойно смогу выносить этого грязного соблазнителя рядом с Мириам в качестве ее мужа, то времени вполне достаточно! — грустно ответил Исаак.
Он подошел к столу и налил в кубок неразбавленного вина.
— Ты винишь себя, — сказала Руфь, после стольких лет, прожитых вместе, догадываясь, о чем он думает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117