– Он ищет человека, которого называет «англичанином», хотя нам он говорил совсем другое, – с неожиданной откровенностью ответил Похуска.
Из своего богатого опыта общения с индейцами Микайя заключил, что они никогда ни о чем не говорят прямо, а, используя намеки и иносказания, подводят собеседника к нужной теме постепенно. То, что вождь сразу перешел к предмету разговора, настораживало. Микайя молча кивнул, ожидая продолжения, и оно последовало:
– Человек по имени Шелби выступил на Совете старейшин и произнес большую речь, просил хранить верность договору с великим Отцом Бледнолицых из Вашингтона. Он предупредил, что к нам придет англичанин с лживыми словами и пустыми обещаниями.
– И он приходил?
Похуска кивнул.
– Да, англичанин приходил снова и снова. И он вернется. Среди осагов нашлись желторотые юнцы, поверившие речам пришельца… Они пили огненную воду, которую принес англичанин… – Похуска помолчал и добавил: – Думаю, скоро разразится война между американцами и англичанами и мой народ окажется между двух огней.
Тревожные слухи о возможной войне доходили и до хижины на Гасконейде, хотя и стояла она в глуши. Их приносили случайно забредавшие в эти края торговцы и охотники, и Микайя опасался за судьбу осагов, вообще всех индейских племен. Когда правительства бледнолицых начинают воевать друг с другом, больше всех проигрывают краснокожие.
– Что вы решили? – спросил великан. – На чью сторону встанете?
– Я дал клятву американцам, но… – Похуска доверительно придвинулся ближе. – Я стар, очень стар. Да, я пока еще вождь племени, но на Совете старейшин у меня один голос. Очень многим, в первую очередь молодым воинам, совсем не нравится, что все больше и больше белых поселенцев пересекают Мать Всех Рек, оттесняют нас все дальше от речных долин в сторону, где заходит солнце. Некоторые старейшины из нашего совета прислушиваются к молодым воинам.
– Значит, ты считаешь, что осаги могут выступить против американцев? – напрямую спросил Джонстон.
– Я сделаю все, что в моих силах, чтобы этого не допустить. – Похуска печально улыбнулся. – Совсем не потому, что считаю Отца в Вашингтоне лучше Отца за океаном. Но Отец в Вашингтоне ближе, и именно его дети останутся на этой земле, когда война кончится, а не англичане.
Микайя помолчал, обдумывая все, что сказал ему мудрый вождь, и все, о чем тот не упомянул. Поскольку Похуска высказывался достаточно откровенно, великан решил отплатить ему тем же:
– Зачем ты мне все это рассказываешь, старый друг? На мне нет военной формы, и я не собираюсь участвовать в войне белых.
– Я прошу тебя забрать Длинного Ножа из нашего селения. Он все равно болен и слишком слаб, чтобы сказать свое слово на Совете старейшин. Если здесь вновь объявится англичанин, я не могу поручиться за безопасность американца. А я не хотел бы, чтобы ему причинили вред.
Теперь понятно, откуда дует ветер. Микайя знал, что осаги придают большое значение внешности и часто судят о человеке по тому, как он выглядит. Летом Шелби наверняка прибыл к ним при полном параде и при всех регалиях. Но теперь он появился в лохмотьях, больной и слабый, возможно, преследуемый по пятам тем самым англичанином, о котором говорил Похуска.
Джонстон откашлялся:
– Я все понял. Ты считаешь, что в данный момент он серьезно проигрывает по сравнению со своим противником, и, если его узнают в его нынешнем состоянии, в Совете старейшин могут взять верх сторонники англичанина.
«Они могут запросто убить Шелби, да и нас с Искоркой, поскольку мы тоже американцы», – подумал Микайя и продолжал:
– Мы увезем его в безопасное место. Ты позаботишься, чтобы твоя дочь не проболталась, кто такой Шелби?
Старый вождь только молча посмотрел на Микайю.
– Хорошо.
Собеседники поднялись, поклонились друг другу. Микайя удалился. Предстояло многое сделать, а времени в обрез.
На рассвете они двинулись в путь. Микайя соорудил подобие носилок на спине вьючной лошади, подаренной Похуской, и устроил там больного, а своих с Оливией лошадей нагрузил трофеями охоты на бизонов. Только Белый Волос и его дочь, Танцующая в Долине, знали о том, что незнакомец, обнаруженный на берегу реки, не кто иной, как посланник великого Отца Бледнолицых из Вашингтона. Если повезет, больше никто не проникнет в эту тайну.
14
Бок будто поджаривали на медленном огне, и Сэмюэль бился, чтобы отодвинуться от пылающего факела. Значит, осаги подвергли его пытке, этого следовало ожидать. Он попытался открыть глаза, чтобы мучители увидели, что американец не боится и стойко вынесет любые испытания, но веки не размыкались. Неожиданно полковник ощутил на груди прикосновение прохладной маленькой ладони, нежно толкнувшей его назад, и в ушах блаженной музыкой прозвучал до боли знакомый голос. Его называли ласковыми именами по-французски, воскрешая далекое детство. Голос женский, но это не мать и не сестра Лиза. И, само собой, не Летиция. Тогда кто? Тут все снова заволокло темной пеленой, и он потерял сознание.
Оливия слизывала языком бежавшие по щекам горячие слезы. Руки были заняты, она старалась удержать Сэмюэля в одном положении, чтобы не разошлись швы, недавно наложенные на рану. Еще не изгладилось воспоминание о том, как она протыкала иголкой его кожу и стягивала рваные края раны. Трудно представить, чего ей стоила эта операция. Слава богу, Сэмюэль за все это время ни разу не пришел в сознание. Только когда Оливия почти закончила работу, открыл глаза и дернулся, но Микайя сразу навалился на него грудью и прижал, чтобы девушка могла спокойно завершить дело.
Микайя уверял, что пациент не чувствует боли и ничего не будет помнить, но после операции Оливия очень долго не могла прийти в себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149