Он и подошел к ней в холле, показав бумагу, переданную ему Ангелиной.
– Я хочу знать, куда вы направились, дочь моя?
– В Дуранго. Там в тюрьме отец моего ребенка ожидает смертной казни за преступления, совершенные не им, а Лусеро. Я раскрою судьям всю правду.
Он отшатнулся:
– Вы признаетесь в смертном грехе?
– Смертный грех ничто, если смерть угрожает любимому человеку. Я беру всю вину на себя. Ваша совесть чиста, падре. Вы ведь до сих пор пребывали в неведении.
Он печально склонил голову:
– Я был слеп, но донья София давно призналась мне на исповеди. Я молчал – в этом мой великий грех, но тот, двойник… Он хороший человек.
Падре Сальвадор с усилием выдавил из себя признание.
– Так вы все знали?
– А как же иначе! Но у него черты и взгляд Альварадо. Это и ввело меня поначалу в заблуждение.
– Тогда что же мне делать?
– Мы оба погрязли в грехе. Но Господь… он справедлив. Невинные не должны страдать.
Николас мерил шагами тесную камеру, стараясь не стукаться головой о низкий, затянутый паутиной потолок. Тюрьма была выстроена в первые годы испанского владычества над Мексикой, и, вероятно, с тех пор никто не думал выгонять из смрадных каменных мешков пауков и ползучих гадов. В нее сажали не благородных преступников-креолов, а пеонов, которых не считали людьми. По стенам сочилась вода, а в первую же ночь он спугнул крыс, принявшихся грызть его ноги. После этого Ник уже не снимал сапог.
Он потерял счет дням. Окошко наверху было настолько густо зарешечено и вдобавок покрыто пылью, что солнце не проникало сквозь стекло.
Золотые часы он отдал стражнику, чтобы тот отправил весточку Мерседес. Дошло ли письмо до нее? И если дошло, каков будет ее отклик?
Доказывать арестовавшим его хуаристам, что он не Эль Диабло, кого они ищут, было бессмысленно. В его тайну посвящены лишь сам Хуарес, находящийся уже далеко, и бесцветный мистер Маккуин. Где эта бледная личность, обещавшая ему все блага рая после выполнения задания?
Ник потерял надежду на встречу с ним. Его, Ника, расстреляют и похоронят в безвестной могиле, а женщина, любимая им, проклянет его. И ребенок! Их дитя… Он полюбил его еще до рождения… Что будет с ним?
«Где же Маккуин? Я предсказывал Максимилиану Габсбургу расстрел, а сам скоро встану у стенки…»
Замок на двери, ржавый и мерзкий, как вся эта тюрьма, вдруг отомкнулся в неположенный час, и шуршание юбок заполнило камеру волшебным шумом.
– У тебя есть полчаса, потом я вернусь, – произнес стражник и запер дверь за собой.
Ник услышал, как Мерседес робко поблагодарила его, но он был не в силах поверить, что это не сон, что она здесь, с ним, в этом каземате.
– Ты не должна была приходить сюда, – сказал Ник.
– Почему? Раз ты здесь, то и я с тобой…
Ее такая красивая изящная рука вытянулась вперед во мраке и нежно тронула его лицо.
– Что они сделали с тобой?
Он зарос щетиной, исхудал, и огонек в его волчьих глазах померк.
«О Пресвятая Дева! Как ты могла позволить так поступить с ним?»
– Не приближайся ко мне, – остановил ее Ник. – От меня дурно пахнет. Я не мылся несколько недель.
– Ты говоришь глупости, – сказала она, и слезы потекли по ее лицу. – Хоть ты грязный, хоть чистый – мне все равно, главное, что ты жив…
– Где Маккуин? – с нетерпением спросил Ник.
– Не знаю… И никто не знает.
– О Боже! – Он осторожно коснулся пальцами ее округленного живота. – Ты носишь ребенка, а сколько всего выпало на твою долю!
– Ты скоро подержишь его на руках… – Мерседес пыталась улыбнуться, но ей не очень это удалось. Она лишь надеялась, что из-за царящего полумрака он не увидит ее жалкую гримасу.
Ника осенила догадка:
– Ты виделась с Лусеро?
– Да… Он месяц провел в Гран-Сангре. – Мерседес сама предварила его следующий вопрос: – Я не позволила ему даже коснуться меня!
– Так ты теперь знаешь всю правду обо мне?
– Конечно! И я люблю тебя, Ник! И все в доме ждут твоего возвращения… Когда я тебя освобожу, – добавила она.
– Не очень-то надейся на это. Им так хочется меня расстрелять. У них еще остались пули, и их некуда потратить. Таковы законы гражданской войны! Если даже власти в Дуранго поверят тебе, что маловероятно, кем ты предстанешь в глазах всех соседей – греховной женой, зачавшей незаконного ребенка от безродного бродяги?
– Замолчи, прошу тебя…
Ее мягкие губы поцеловали его разгневанные глаза и заставили сомкнуть ресницы.
– Ничто не остановит меня, Ник! Мой любимый! Муж мой! Я встречусь с местным комендантом и признаюсь во всем…
Стражник отомкнул запоры, вывел женщину прочь и вновь лязгнул ключом, оставив Ника дожидаться своей участи.
Полковник Моралес принял Мерседес в своем кабинете, мало чем отличающемся от тюремной камеры, где был заточен Ник. Вероятно, подражая аскетичному в быту Хуаресу, он подчеркивал этим приверженность своему президенту.
– Сожалею, что мы встретились по такому печальному поводу, сеньора Альварадо. От меня в этом деле ничего не зависит. Трибунал решит – жить ли Лусеро Альварадо или умереть.
– Но вы ошибаетесь – ваш заключенный не Лусеро Альварадо! Его имя Николас Форчун. Он американец, а не Эль Диабло, за которым вы охотитесь.
Моралес посмотрел на нее с таким изумлением, словно увидел, что у женщины, стоящей перед ним, внезапно выросла вторая голова.
– Я понимаю, что для леди в вашем положении…
– Мое положение тут ни при чем! Я не безумна и не сочиняю нелепые истории, дабы спасти от казни отца своего ребенка. Я говорю правду, – заявила Мерседес, стараясь казаться спокойной и уверенной в себе.
– Вы сказали… – Его взгляд невольно обратился на ее выпуклый живот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141