Однако она решилась лечь рядом с ним, и он не стал ни применять силу, ни предъявлять свои права… Он только согрел ее своим теплом.
И она спокойно уснула, прижавшись к его груди. Рядом был Хиларио и другие слуги, и уютно потрескивали сучья в костре.
Простота их общения, отсутствие всякой стеснительности перед слугами, неожиданная нежность, исходящая от его могучего тела, ввергли ее в состояние блаженства и умиротворения.
Что творит с нею этот человек, которого она поклялась не подпускать к себе? Он уже подарил ей одну краткую ночь страсти, дал ей познать чувственную тягу женщины к мужчине, таинственную и властную. Этого было достаточно, чтобы пробудить к жизни ее молодое неопытное тело.
Теперь новые ощущения, вызванные его трогательной заботой о ней, приподняли их отношения на какой-то иной, более возвышенный уровень. Поступает ли он так с целью еще сильнее ранить ее впоследствии? Она не должна отдавать ему в руки власть над собой. Что бы он ни предпринял, она не поступится своей независимостью, не нарушит данную себе клятву. Иначе она превратится в жалкое подобие женщины, какой стала донья София.
Всадники появились на вершине холма, длинный караван, тяжело нагруженные мулы, жирные купцы и суровые вооруженные охранники. Пережидая прохождение каравана, пересекавшего им дорогу, они выяснили, что тот держит путь на юг, в портовый город Гуаймас.
После этой встречи им попадалось уже много путешественников. По мере их приближения к конечному пункту дорога становилась все оживленней. Эрмосильо – старинный и красивый город – раскинулся по всей ширине просторной долины Рио-Сонора. Сверкающие золотом шпили его замечательного кафедрального собора виднелись издалека, звон колоколов подбадривал и манил усталых путников.
Вереница фонтанов, окруженных длинными низкими скамьями в тени пышных апельсинных и лимонных деревьев, предлагала долгожданный отдых, прохладу и спасение от невыносимой полуденной жары. Повсюду громадные тополя шумели листвой на ветерке, затеняя ряды зданий из необожженного кирпича, выстроенных вдоль прямых, мощенных булыжником улиц.
Город жил в нервном напряжении, будучи оккупирован французским гарнизоном, командующий которого добивался покорности населения при помощи штыков. Купцам и лавочникам грозило тюремное заключение и конфискация имущества, если они не выполнят все без исключения требования чиновников и станут уклоняться от уплаты налогов в императорскую казну.
Рынок и лавки были открыты, но лишь редкие покупатели заглядывали туда и чаще всего уходили с пустыми руками, напуганные возросшими ценами. Мрачные типы, готовые на убийство за несколько монет, притаившись в тени, ощупывали хищным взглядом каждого незнакомца, который появлялся в городе. От их неподвижных, мертвых глаз любого бросало в дрожь, руки с грозным намеком покоились на рукоятках устрашающего вида револьверов.
Повсюду мелькала яркая бело-голубая униформа французских солдат. Их оживленная скороговорка доносилась из каждой кантины, из каждого общественного здания. Если и раздавался чей-то смех, то это смеялись французы. Местные жители были угрюмы и молчаливы.
– Не думаю, хозяин, что вам будет сложно нанять здесь вакеро. Бездельников тут хоть пруд пруди, а хороших работников что-то не видно, – заметил Хиларио, когда они проезжали мимо распахнутых дверей заполненной народом кантины.
– Я углядел достаточно отчаянных парней, но все они не того сорта публика.
– Это верно. Вряд ли им охота возиться со скотом, – согласился Хиларио. – Но я поищу тех, кто хотя бы сможет отличить осла от коровы.
– Я намерен платить пятьдесят песо в месяц. Посмотрим, кого ты найдешь. Встретимся в «Змее и кактусе» вечером. Я хочу сначала устроить как следует жену и дочь.
Хиларио кивнул и подал знак Тонио и двум юнцам следовать за ним. Расспросив, где находится обитель урсулинок, Николас и Мерседес отправились туда по извилистым боковым улочкам.
Массивные двери из грубо обструганных досок загораживали вход в приземистое уродливое строение. Лишь крест на верхушке маленькой церкви виднелся из-за глухой, без единого окошка стены.
Николас спешился и кулаком постучал в дверь. Наконец в крохотном отверстии, прикрываемом отодвинувшейся со скрежетом заслонкой, показалась женская голова с аскетическими чертами лица и глазками, растерянно моргающими от яркого полуденного света.
– Что вы хотите? – спросила монахиня с робостью.
– Я дон Лусеро Альварадо. Мне нужно побеседовать с матерью настоятельницей о деле, весьма безотлагательном.
Маленькая монахиня вновь поморгала глазками, потом отперла и приоткрыла дверь и отступила, пропуская посетителей с явно выраженной неприязнью на миниатюрном исхудавшем личике.
Они прошли во двор монастыря.
– Следуйте за мной, – произнесла монахиня сухо и официально и повела их по пыльной тропинке, пересекающей двор по диагонали и упирающейся в здание церкви.
Двор был замкнут со всех сторон рядами глинобитных келий, пристроенных к внешним стенам. Узкая галерея с крышей из пальмовых листьев окаймляла кельи, давая немного тени, столь необходимой в изнурительную жару.
Мерседес увидела следы эпидемии, унесшей на тот свет мать Розалии. Большинство келий пустовало, и их двери были распахнуты настежь. То, что когда-то было комнатой для занятий, превратилось в импровизированный госпиталь со множеством деревянных скамей, сдвинутых сейчас в сторону. На освободившемся пространстве пола рядами были разложены соломенные тюфяки, сейчас пустующие. Лишь двое страдалиц в дальнем углу еще цеплялись за жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141