Он повторил попытку дважды, каждый раз она вздрагивала от производимого им шума.
– Возвращайся обратно к своей любовнице! – Голос ее был на удивление спокоен.
Лусеро с силой нажал на дверь плечом:
– Сними засов, Мерседес, а то пожалеешь!
– Не угрожай мне, Лусеро.
Громкий треск разнесся по дому, дерево раскрошилось, шурупы, державшие болт, выпали из гнезд, а сама дверь влетела, словно повинуясь волшебной силе, в комнату Мерседес и рухнула на пол.
Лусеро стоял в образовавшемся проломе. Свеча горела у него за спиной, освещая мощную фигуру мужа колеблющимся пламенем. Мерседес видела только грозный черный силуэт, да еще в темноте светились глаза, отражающие лунный свет. Бездонные волчьи глаза с хищными зрачками.
Он проигнорировал устаревшей системы «кольт», который она, держа обеими руками, направляла на него.
– Не смей впредь запираться от меня. Ни в моем доме, ни еще где-нибудь, – произнес он рассерженно, но не переходя на крик.
Он шагнул вперед, но Мерседес не опустила оружие.
– Ты доказал свою силу, Лусеро. Теперь убирайся, или я нажму на курок.
Ник самоуверенно сделал еще пару шагов.
– Давай, стреляй! Чего же ты ждешь?
Она колебалась, а он знал, что так и будет. Пистолет чуть дрогнул в ее побелевших от напряжения пальцах.
– Не так легко хладнокровно застрелить человека в упор. Теперь ты это понимаешь, Мерседес?
Он был уже так близко, что на нее пахнуло жаром от его разгоряченного тела. Пресвятая Дева! Он же пьян. Мерседес учуяла запах бренди.
– Ты отдал предпочтение мастерству Инносенсии. Всем известно, что у нее была большая практика, а у меня никакой. Иди к ней, вы достойная пара! Убирайся из моей спальни!
– Какой дьявол внушил тебе эту чепуху? – Он рванулся к ней, и теперь дуло «кольта» упиралось ему прямо в грудь. – Сенси все это специально подстроила, чтобы нас рассорить, а ты угодила в ее западню.
Ник схватил ее запястье. Мерседес выронила пистолет, и тот глухо стукнулся о ковер.
– Что я говорил? Ты не сможешь застрелить меня, дорогая! – Он мурлыкал, словно довольный кот.
– Ты пьян, Лусеро! Неужто тебе понадобилось вылакать графин бренди, чтобы осмелиться взглянуть мне в лицо? – Ты будешь слушать меня или нет, черт побери? Я не звал Сенси. Она сама явилась в ванную, когда я задремал.
Ей не приходило в голову, что Лусеро будет отрицать очевидное.
– Не думай, что я спятила, Лусеро. Мои мозги на месте.
– Так пораскинь ими! Поразмысли о том, что ты видела, или тебе показалось, что видела. Она спустила свою чертову шамизу и вывалила грудь.
Тут он так грубо выругался, что Мерседес чуть не взвилась до потолка.
– Она уже держалась за мою штуку, когда я сообразил, что к чему. В таком положении мужчина беспомощен.
– Ты провел большую часть своей жизни в таком положении, отдаваясь на милость потаскушкам! – выкрикнула Мерседес и зарделась. Если бы ее дуэнья была жива и услышала их разговор, они бы обе сгорели от стыда.
Ярость на его лице вдруг сменилась наглой усмешкой:
– Ты явно ревнуешь, маленькая моя стервочка! Только у тебя нет для этого повода. Я больше не хочу Сенси. Я хочу тебя. А Сенси мне уже поперек горла…
Ник обхватил ее руками, наклонил голову и выпятил губы для поцелуя.
– Ты думаешь, что все это тебе так легко сойдет с рук? Что я сдамся и позволю тебе продолжить со мною то, что ты начал со шлюхой? И все лишь потому, что не смогла выстрелить в тебя?
Она увернулась от его ищущих губ.
– Но ты же ревнуешь к ней! Или я не прав?
– Я ее презираю. Она обозвала Розалию последними словами сегодня утром. Если бы не Буффон, она бы избила твою дочь.
На Мерседес вновь накатил приступ злобы.
Ник застыл на месте, убрал руки.
– О чем ты говоришь? Что тут произошло?
Мерседес прикусила губу. Зря она затеяла этот разговор. Разве дочка уж так дорога ему, что он разделит с Мерседес ее ненависть к Инносенсии? И все же она призналась не без горечи:
– Я пригрозила ей наказанием, а она напомнила мне, что только ты вправе здесь наказывать и прощать.
– Так вот почему она подкарауливала меня… Она боялась, что я велю ей собирать вещички, – произнес Ник как бы про себя.
Мерседес не поверила его объяснениям по поводу того, что случилось в ванной, но поняла, что он не даст в обиду Розалию.
– Как ты собираешься с ней поступить?
– Впредь она не посмеет оскорбить мою дочь. Я ее приструню.
Ник намотал распущенные волосы Мерседес на руку и заставил ее вскинуть голову вверх, желая заглянуть в глаза.
– Ну и к чему мы пришли, любовь моя?
– К тому, с чего начали. А на что другое ты рассчитывал? На то, что я приму все, что тобой предложено? Ты ее приструнишь, как ты выразился, а я приму за должное твои развлечения с нею? Нет, Лусеро! Этого не будет.
Она с силой оттолкнула его руки, тянущиеся к ней. Ярость, вызванная его самоуверенностью, вновь вспыхнула в ней.
– Не нет, а да! Да, ты примешь мои слова на веру. Я твой муж, и я надавал тебе только что обещаний больше, чем любая добрая женушка вправе ожидать.
Дьявол ее возьми! Разве Лусеро не наплевал бы на ее идиотскую ревность? А он, Ник, уже слишком далеко позволил себе отступить с положенных позиций.
Он ухватил ее за платье, рывком привлек к себе, вцепился в рукав и порвал его по шву.
Ее рефлекс сработал – Мерседес влепила ему звонкую пощечину.
В момент, когда ее ладонь коснулась его колючей небритой щеки, Мерседес уже знала, что совершила ужасающий промах. Его лицо приобрело сатанинское выражение. Оно стало похоже на самую страшную из карнавальных масок. Улыбочка была полна смертоносного яда, а голос… голос был почти ласков.
– Это нехороший поступок… совсем нехороший.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141