– Этим камушкам чертовски повезло!
Он заметил, что и пульс Мерседес забился чаще.
Она жестом отпустила индианку Магану, присланную хозяином дома, чтобы помочь гостье одеться и сделать прическу.
Мерседес была готова к выходу. Лишь несколько локонов были еще не на месте, но чтобы подправить их, не требовалась помощь служанки.
Едва горничная удалилась, Ник сразу же поддался искушению. Он коснулся золотого локона, накрутил его себе на палец, приложился губами.
– Я обещаю тебе, что ты будешь самой красивой дамой на этом празднике.
Она улыбнулась в ответ:
– Ты разбрасываешься обещаниями, пока не увидел других женщин. Я встретила некоторых в гостиной. Донья Урсула, невестка нашего хозяина, например, удивительно хороша.
Мерседес представила себе, какое ошеломляющее впечатление произведет на мужчин брюнетка с волосами чернее воронова крыла и с сияющими фиалковыми глазами.
Он удивился:
– Жена Варгаса? Я представлял ее себе эдакой невзрачной мышкой.
– Это его вторая жена. Первая умерла не так давно. Урсула сумела вторгнуться в семью, не дождавшись конца траура. Ей не исполнилось тогда еще и семнадцати. Она была невинна, как новорожденный агнец, но за короткое время очень поумнела.
Ник выразительно показал взглядом на драпировки на стенах, подавая этим знак Мерседес замолчать. Она тотчас поняла намек.
– Извини, Лусеро! Во мне говорит ревность. Давай не будем омрачать друг другу праздник…
Она с готовностью оперлась о его согнутую руку, и они проследовали из спальни в коридор, а потом по величественным маршам мраморной лестницы в главный холл, где уже собиралась блистательная публика.
По пути Ник сообщил:
– Сначала, по расписанию праздника, предстоят танцы вокруг шеста в саду, а затем формальное представление гостей за ужином, прежде чем музыканты сыграют увертюру к началу общего бала. А завершится вечер фейерверком.
Ее глаза вспыхнули.
– Я слышала о танцах вокруг шеста, но никогда не видела их.
– Кажется, что дон Варгас расстелил истинно королевский ковер перед своими почетными гостями. Это ему дорого обошлось.
На последних ступенях лестницы Мерседес даже зажмурила глаза, настолько ослепительно сияли драгоценности собравшихся внизу женщин. Но их блеск не затмевал золото эполет на белых мундирах мужчин, принадлежащих к императорской гвардии. Их было много в толпе, но в основном гости были одеты так же консервативно – в черно-белое с вкраплением алого, как и ее супруг.
Но для Мерседес он был единственным, кто выделялся в этой массе одинаковых, словно насекомые, существ. Ни у кого не было таких широких плеч, такой тонкой талии, таких длинных, стройных ног.
«Остановись! – мысленно уговаривала она себя. – Я уже в воображении раздеваю его донага. Я скоро буду готова отдаться ему на глазах у всех!»
Они проделали большой круг по холлу, знакомясь со множеством гасиендадо и их супругами, заводя необходимые по ритуалу короткие вежливые беседы.
Мерседес завидела донью Урсулу, прокладывающую к ним путь сквозь толпу. У вдовствующего дона Энкарнасиона невестка в дни празднеств исполняла роль хозяйки дома. Нику сразу стало ясно, что миниатюрная жгучая брюнетка, упругая, как стальная пружина, знает себе цену и умеет пользоваться своим влиянием на мужчин.
Урсула Тереза де Варгас выбрала себе на этот вечер наряд, весь расшитый серебром по белой ткани, так эффектно и даже трагически сочетающийся с угольной чернотой ее волос. Вырез платья показывал ее груди, слегка потерявшие былую упругость, но соблазнительно приподнятые вверх тугим корсетом. Она была коротконожка, но высокие каблуки скрывали этот недостаток от взгляда мужчин, хотя и не могли ввести в заблуждение опытные женские глаза. Впрочем, многие мужчины находят привлекательной такую ладненькую плотную фигурку.
Мерседес, уже познакомившаяся с ней в гостиной, теперь обязана была представить номинальной хозяйке дома своего супруга.
– Познакомьтесь! Дон Лусеро Альварадо.
– О вас много говорил мой тесть! – изобразила восторг Урсула. – Вы воевали за императора. Я хочу, чтобы вы рассказали мне о войне, о всех ужасах войны… Я так этого хочу…
Всю эту тираду Урсула произнесла на одном дыхании, расширив до немыслимых пределов свои и без того огромные глаза.
Ник выслушал ее с вежливостью, рассматривая с циничным вниманием, как порхают, словно бабочки, ее пушистые ресницы и качается, дразня мужчину, пышный, украшенный перламутром веер, охлаждая якобы разгоряченную кожу.
– О войне я могу рассказать только то, что не предназначено для ушей красивой леди, – мрачно сказал Ник.
– Тогда расскажите мне о дворе его величества императора. Ведь вы бывали там, я знаю. Провинциалке вроде меня все интересно! За первым вальсом на балу вы, надеюсь, поделитесь своими впечатлениями о столице.
Ник не успел сообщить ей, что первый вальс он танцует со своей супругой, как Урсула уже исчезла в толпе гостей.
– Разве ты блистал при императорском дворе? Передо мной ты этим не хвалился, – вырвался у Мерседес невольный упрек.
Ник усмехнулся:
– Если одна женщина болтает чепуху, то другая почему-то в нее верит. Я только раз стоял ночь в охране Максимилиана, и то потому, что один гвардеец слишком накачался ромом, облевал форму и не мог стоять на ногах. Я заменил на несколько часов своего доброго приятеля.
Мерседес смотрела на него расширенными от изумления глазами. Тот ли это высокомерный, напыщенный Лусеро? Или, может быть, беременность затмила ей разум, и она все видит в ином свете?
Наконец они оказались в саду, и на них пахнуло ветерком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141