Картинка была цветной.
— Это сделал человек по имени Джордж Бакстер, — сказал Бенджамин. — Вы только взгляните на краски. Если бы мы смогли перенести их на свои карты…
— А почему вы не можете?
— Он держит свой метод в строжайшем секрете. Однако я имею представление о том, как это делается. По-моему, он пользуется рядом печатных форм разного цвета, однако при этом он должен иметь правильную приводку. С картами нам придется труднее. Видите ли, мы не можем позволить, чтобы хоть какой-то участок выступал даже на долю дюйма. Если допустить это, можно сделать какую-нибудь страну на много миль больше или меньше, чем она есть на самом деле. Вы понимаете, в чем здесь трудность.
— Стало быть, вы будете продолжать раскрашивать вручную?
— Пока да. До тех пор, пока не сделаем великое открытие.
— Бенджамин, я могу раскрашивать.
— Вы, мисс Эннэлис? Но это нелегкая задача.
— А почему вы считаете, что раз это трудно, я не смогу с этим справиться?
— Но вы же юная леди.
— Не все юные леди глупы, мистер Даркин.
— Ну, я не это хотел сказать, мисс Эннэлис.
— Что ж, тогда дайте мне попробовать.
Кончилось тем, что мне устроили испытание. Я справилась с заданием хорошо, и спустя некоторое время мне дали раскрасить настоящую карту. Как я наслаждалась! Это синее, синее море… мой любимый цвет. Работая, я слышала, как о коралловые пляжи бьются волны. Я видела смуглых девушек с цветами на шее и вокруг лодыжек, я видела маленьких нагих темнокожих детишек, бегущих в море, и длинные каноэ, разрезающие волны. Я сама была там.
Это были вечера приключений. Я взбиралась на горы и пересекала реки — и все время думала, какие же новые земли еще предстоит открыть.
Бенджамин Даркин считал, что работа скоро надоест мне, но он ошибался. Чем больше я делала, тем более это меня восхищало. И я работала хорошо. Мы не могли позволить себе портить карты небрежным раскрашиванием. Мои проверил сам Бенджамин и объявил, что работа выполнена идельно.
Я стала узнавать кое-что об искусстве составления, изучала карты прошлого, и меня стали интересовалась сделавшими их людьми. Бенджамин показал мне копию карты мира Птолемея, составленной около 150 года до нашей эры, и рассказал, что даже великий Птолемей учился у Гиппарха, жившего примерно за сто лет до него. Это меня еще более увлекло, и я проводила волшебные вечера, мечтая о далеких краях и людях, побывавших там много лет назад и составивших карты, чтобы другие могли без труда найти туда дорогу.
Иногда Бабуля М приходила посмотреть, как я работаю. Я частенько ловила ее задумчивый взгляд. Внуки делали Бабуле честь — обоих захватил чарующий мир карт. Ничего лучшего Бабуля и не желала. По натуре она была интриганкой, и больше всего на свете любила управлять жизнями других людей, ибо пребывала в убеждении, что способна делать это лучше, чем сами эти люди.
К тому времени Бабуля уже решила, что Филип должен жениться на разумной девушке, которая приедет в поместье и родит новых Мэллори, чтобы продолжать картографическое дело в Большом Стэнтоне и заботиться о поддержании помещичьего статуса в Малом Стэнтоне. Что касалось меня, то она уже начинала понимать, что ни Джералд Голтон, ни Чарлз Фентон мне не подходят. Она решила подождать, пока не найдет кого-то, кто бы более соответствовал ее представлениям о подходящей партии.
Это позволило мне по-прежнему переживать увлекательные приключения в мастерской и наслаждаться жизнью в поместье. Поместье было домом интересных вещей, которые человек, родившийся в нем и проживший всю жизнь, склонен был забывать. Во-первых, говорили, что в нем есть привидения. На втором этаже был темный угол, где постройка была довольно странной. Это был конец коридора, как будто неожиданно обрывавшийся. Строитель словно решил, что с него хватит, взял да обрезал его.
Слуги не любили ходить туда после наступления темноты. Они и сами толком не знали, почему. Просто у них было какое-то чувство. Ходили слухи, что много лет назад в доме кто-то был замурован.
Когда я попыталась что-то выяснить у Бабули М, мне было заявлено:
— Вздор. Никто из Мэллори не поступил бы так глупо.
— Монахинь иногда замуровывали, — заметила я.
— Это были монахини — к Мэллори они не имели никакого отношения.
— Но это ведь было давно.
— Моя дорогая Эннэлис, все это вздор. А теперь сходи-ка ты к миссис Гоу и отнеси ей немного холодца. Она снова неважно себя чувствует.
Миссис Гоу много лет была нашей экономкой и теперь жила с сыном за строительной мастерской, расположенной между Малым и Большим Стэнтоном.
Я не переставала восхищаться Бабулей М, которая отмела замурованных предков столь же решительно, как и Бабулю К.
Однако меня всегда интересовало то место в коридоре. Я часто приходила туда после наступления темноты и была уверена, что ощущаю нечто — легкую дрожь… Что-то. Однажды мне показалось, что нечто чуть коснулось моего плеча, и я услышала свистящий шепот.
Я часто ходила на могилу моей матери и заботилась о том, чтобы кусты вокруг нее были ухожены. Я часто думала о матери и создала ее портрет по рассказам Бабули К, всегда любившей, немного всплакнуть, говоря о своей Флоре. Флора была красавицей и слишком хороша для этого мира, утверждала Бабуля К. Она была нежной, любящей девочкой. Вышла замуж в шестнадцать лет, Филип появился на свет год спустя, так что, когда она умерла, ей было всего двадцать два года.
Я могла сказать Бабуле К о том, как печалило меня то, что моя мать умерла из-за меня. Сказать о таком Бабуле М было совершенно невозможно, потому что та бы немедленно отрезала: «Вздор. Ты же ничего об этом не знала, и твое слово здесь ничего не значит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134