Тамар бросило в дрожь. Она не могла встретиться с ним взглядом и уставилась на прозрачную воду.
В эту ночь все люди на корабле испытывали странное напряжение. Даже матросы разговаривали шепотом.
Не было ни одного огня — ни на палубе, ни на мачтах, ни в бортовых иллюминаторах. Так приказал капитан.
— Каждый, кто зажжет огонь, — заявил он, — будь это мужчина, женщина или ребенок, будет закован в кандалы.
В сумерках на горизонте показался корабль, и каждому бывалому моряку стало ясно, что судно испанское.
В каютах пассажиры бормотали вполголоса каждый о своем. Старый корабль, потрепанный штормом, еле тащился по морю. «Либерти» не был оснащен для боя и вез мужчин и женщин, отправившихся на поиски нового дома, а не для того, чтобы сражаться и грабить. Вместо оружия корабль вез продукты и мебель. И католики-испанцы могли нагнать на людей, находившихся на борту не меньший ужас, чем варвары-турки.
Аннис явилась в каюту Тамар бледная от волнения. Тамар слышала, как она тяжело дышала в темноте. Бедная Аннис! Она начала стареть, родив слишком много детей. В последнее время губы ее принимали синеватый оттенок, стоило ей запыхаться. Тамар вдруг вспомнила ее золотоволосой девчонкой, которая, заглянув в домишко Лэкуэллов, показала ей язык. Видно, когда смерть близка, начинаешь чаще вспоминать прошлое.
— Миссис, — сказала Аннис, — мистер Браун и еще несколько человек молятся на нижней палубе. Он очень храбрый человек, ведь если бы испанцы схватили его, они сперва долго пытали бы его, а после сожгли живьем. А сэр Бартли на верхней палубе. Он велел мне привести вас к нему. Ему надобно что-то важное. Он сказал — непременно…
Тамар завернулась в плащ и вышла на палубу. Ночь была сумрачная, легкий свежий ветерок гнал тучи, то и дело открывая звезды. Бартли, увидев ее, быстро пошел ей навстречу.
— Тамар?
— Что, Бартли?
— Слава Богу, ночь темна.
— Да, слава Богу.
Он обнял ее, и она не сопротивлялась. Она думала о том, что могучий галеон может в любую минуту ринуться на них.
— К рассвету мы узнаем, — сказал он, — но все же есть надежда. Они могут не заметить нас. Я изменил курс. Тамар, испанцы не должны схватить тебя. Уж лучше тебе умереть от моей руки.
— Да, — твердо ответила она.
— Держись поближе ко мне, любовь моя. Когда рассветет, я хочу, чтобы ты была рядом. Мы никогда не жили вместе и, возможно, не будем. Но мы можем умереть вместе и сделаем это. — Он ласково погладил ее плечо, потом прижал к себе с такой нежностью, какой никогда не проявлял к ней прежде. — Как мы изуродовали свою жизнь! — продолжал он. — Но теперь поздно каяться. — Он продолжал обнимать ее. — Не уходи, я хочу видеть твои глаза. Клянусь, они нежные и ласковые! Сейчас они не сверкают от гнева и гордости.
Тамар не ответила, и Бартли продолжал:
— Скажи мне, что твое замужество ненастоящее.
— Подтверждение тому — дети.
— Быть может, нам остается лишь несколько часов. Будем же откровенны, не будем лгать друг другу. Что ты чувствовала, когда узнала, что я пропал без вести.
— Отчаяние. Да, теперь я знаю, что это было отчаяние. Я искала покоя и думала найти его с Хьюмилити Брауном.
— Без сомнения, нам дана жизнь на земле для того, чтобы жить. Почему же мы, родившиеся на свет со всеми его радостями, бедами и заботами, должны постоянно думать лишь о жизни небесной?
— Увы, — ответила она, — ты — язычник.
— Я никогда не думал бы об этом, кабы ты позволила мне жить, как я хочу. Мы поженились бы и выполнили бы свой долг перед своими родичами, перед своим домом. Воспитали бы своих детей в духе повиновения церкви и государству. Это ты — язычница и сделала язычника из меня.
Они помолчали, и она почувствовала, что он целует ее волосы.
— Куда нас с тобой уносят волны? — продолжал Бартли. — К смерти на рассвете? Это будет легко и быстро. А если смерть не придет, что будет тогда с нами, Тамар?
— Это мы узнаем утром.
— Почему ты можешь быть нежной и доверчивой лишь перед смертью?
— Почему ты сейчас другой?
— О Тамар, давай думать о том, что могло бы быть! Семнадцать лет назад у нас была возможность жить. Я попал в рабство, и меня ждали страдания. Ты попала в рабство иного рода. Но мы сами выбрали свою судьбу. Мы могли бы жить вместе в нашем доме. Мы могли бы находиться там… и сейчас. Подумай, есть ли где-нибудь трава столь зеленая, как в Девоншире? Климат столь мягкий, как у нас дома? Нигде в мире нет волн таких оттенков, как у тех, что бьются о наши берега. Нигде на свете нежный и теплый туман не поднимается так быстро и не исчезает под лучами солнца, и нигде солнце не греет столь ласково, не обжигая кожу. А ты покинула эту страну. Ты обрекла меня на рабство, а себя на жизнь с пуританином. Я ненавидел бы тебя, Тамар, если бы не любил столь сильно.
— Я тоже ненавидела бы тебя, если бы не любила.
Их губы слились в страстном поцелуе, и она почувствовала, что к ней возвращается то, что она так беспечно отшвырнула прочь. Она знала, что их поцелуй — залог будущего… если они доживут до следующего дня. Внезапно Бартли захохотал, этот смех ей был слишком знаком.
— Тамар, — сказал он, — мы не можем умереть. Мы должны бросить вызов испанцам. У нас есть порох и мушкеты, пушки и ядра. Мы постоим за себя. Ты вместе с детьми спускайся в каюту и оставайся там, покуда я не приду. А я обязательно приду. Обещаю тебе, я буду сражаться, как никогда прежде. Я не должен умереть, как раз когда собираюсь начать жизнь с тобой.
— Мы не должны умереть, — с жаром проговорила Тамар. — Видит Бог, мы не должны умереть.
На рассвете вся команда высыпала на палубу, и тревожные взгляды всех обратились к горизонту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88