Но все оказалось бесполезно. Сила была на его стороне. И никогда больше я не хотела бы пережить такое.Фанни принесла поднос с завтраком мне в постель.— Вы выглядите усталой, — сказала она.— Ночь прошла не слишком хорошо.— Мистер Менфрей уехал рано утром. Позвольте, я накину что-нибудь вам на плечи. — Она подхватила халат, и, когда я просовывала руку, рукав ночной рубашки задрался. На запястье красовался большой синяк.— Спаси господи! — воскликнула Фанни. — Где вы ухитрились?Я в растерянности смотрела на нее:— Я… я не знаю.— У меня одна мазь — очень хорошо от синяков. Исчезают в момент.Но, смазывая синяк, она обнаружила царапины у меня на плече.— Откуда они, наверняка тоже не знаете, — только и сказала Фанни, но в глазах ее зажглись злые огоньки.Я знала, о чем она думает. Бевил ей никогда не нравился, и я помнила, как она предостерегала меня против него.Теперь она станет еще больше его ненавидеть, решив, что он меня истязает.Я стояла на трибуне рядом с Бевилом и вглядывалась в лица людей. С виду Бевил был спокоен: он только что произнес блестящую речь и держался со мной подчеркнуто внимательно; однако он все же боялся.Отношения наши изменились. Мы были вежливы друг с другом; полагаю, он немного стыдился того, что обошелся со мной грубо, но извиняться не стал, и я знала, что той ночью мне предстал некий прообраз нашей дальнейшей жизни. Бевил дал мне понять, что он — хозяин. Он ожидал от меня покорности, и, покуда я слушалась, со мной следовало обращаться уважительно; но если требовалось преподать мне урок, он готов был это сделать, хотя подобные вещи не доставляли ему удовольствия.Моя любовь к нему не стала меньше. Она жила во мне всегда — с тех пор, как я увидела его, будучи еще ребенком, и я не верила, что она когда-нибудь увянет. Каким бы он ни был, меня влекло к нему. Единственное, чего я не смогла бы вынести, — это его безразличия. И он тоже знал это, ибо, даже чувствуя себя обиженной и униженной, я не могла совладать со своей страстью.«Чего я еще хочу? — спрашивала себя я. — Идеального героя? Но их не бывает. Бевил — мужчина как раз по мне: бешеный Менфрей, который всегда знает, чего он хочет и как это получить».Но я не могла простить ему то, как он поступил с Гвеннан. Если бы я только могла, я бы привезла ее назад в Менфрею, этого требовали мои гордость и чувство справедливости, как бы сильно ни возненавидел меня за это Бевил.Он выиграл это сражение, потому что оказался умнее меня, а дальше повел себя так, как обычно ведут себя победители с побежденными. Он всячески показывал мне, что готов забыть мой промах и вернуть мне свое расположение. А теперь я стояла вместе с ним на трибуне и ждала, что меня вот-вот попросят сказать несколько слов, которые убедят слушателей, что я обожаю своего мужа, поддерживаю все его начинания и что мы любим друг друга, поэтому вокруг нас никогда не возникнет скандала вроде того, какой заставил отца Бевила распрощаться с политикой.Но Бевил волновался. Я это чувствовала. Он знал, что у меня есть свои принципы и что между нами стоит теперь Гвеннан. Настал момент, и я поднялась. Я не могла оторвать глаз от птицы на шляпке одной из дам в первом ряду; я видела лица и устремленные на меня любопытные глаза. В руках я держала бумажки с речью, которую подготовили для меня распорядители и которую я должна была выучить.Ровно такая же, как тысячи подобных речей.Я начала говорить, и то, что я сказала, совсем не походило на то, что было написано на бумаге. Я видела, как Бевил наклонился вперед. Он встревожился, а потом… улыбнулся. Я видела, как изменились лица слушателей: они стали оживленными и в них читался интерес.Я не могу припомнить, что именно я говорила, но это было совершенно естественно: я просто объясняла им, что они должны поддержать моего мужа.Мое выступление заняло три минуты, но за ним последовали громкие аплодисменты, и я села, чувствуя легкую дрожь. Это был успех.Тот вечер прошел чудесно. Бевил сказал мне:— Ты — просто находка, Хэрриет Менфрей.Он всячески выказывал мне свою нежность и любовь, и, возвращаясь с ним домой, я была почти счастлива. Если бы только не Гвеннан!Я не упоминала о ней, а Бевил был не тот человек, чтобы копаться в чужой душе. Для него все складывалось замечательно. Он женился на девушке, которая обещала стать хорошей женой для политика, кроме того, она принесла в семью деньги, а если порой проявляла излишнюю самостоятельность, он легко мог подавить этот бунт, ибо он был полноценным мужчиной, хозяином, а она, несмотря на свой острый язычок, всего лишь женщиной, к тому же некрасивой и соответственно не избалованной мужским вниманием.В ту ночь Бевил мог насладиться в полной мере своим браком.В последовавшие за тем недели я почти не расставалась с Бевилом. Он брал меня с собой всюду, и постепенно наши отношения стали почти такими же, как в дни медового месяца. Как я радовалась теперь, что когда-то специально интересовалась политикой, так что теперь могла вполне здраво рассуждать о текущих событиях. Мало что доставляло мне большее удовольствие, чем видеть своего мужа, когда он сидел, откинувшись, сложив руки на груди, с серьезным лицом — глаза опущены, чтобы спрятать сияющую в них гордость, — пока я выступала со своим комментарием или произносила очередную речь.Впервые за всю жизнь меня совершенно не заботила моя хромота; я знала, что никакая — пусть даже превосходно сложенная женщина — не заменит Бевилу меня… во всяком случае, сейчас.Но жизнь не стояла на месте. Примерно через два месяца пришло еще одно письмо от Гвеннан. Оно было коротким.«Дорогая Хэрриет!Это — очень срочно. Мне надо тебя увидеть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89