Элис невозмутимо хлопает в ладоши. Я почувствовала, что концерт доставил им удовольствие, но не столько музыкой, сколько моим успехом.Аплодисменты стихли, и я начала играть «Рапсодию». Это была вещь, которую великолепно играл Пьетро, но теперь это меня не трогало. Для меня «Рапсодия» всегда открывала многокрасочный мир печалей и радостей. Исполняя ее, я испытывала самые разнообразные эмоции, так же, как и Пьетро. Однажды он сказал мне, что в одном месте «Рапсодии»у него всегда возникает ощущение, что он сидит в кресле у зубного врача и ему выдергивают зуб, мы оба тогда очень смеялись. «Сплошная боль, — сказал он. — Одна боль… и затем острая радость».Страдание. И вновь ликование. Ничего, кроме музыки, для меня не существует. Когда я закончила, то поняла, что никогда еще так хорошо не играла.Я поднялась со стула, и меня оглушили овации.Нейпьер оказался возле меня. «Мой отец хочет поговорить с вами».Я подошла к креслу-каталке, где сидел сэр Уилльям. На глазах старика были слезы.— Просто нет слов, миссис Верлейн, — сказал он. — Настолько это было превосходно. Ваша игра превзошла все мои ожидания. Уверен, многие захотят услышать вас снова. Это… Напомнило мне…Он не смог договорить, и я сказала: «Понимаю, сэр Уилльям. И благодарю вас».Нейпьер смотрел на меня, но я не могла разобрать, что выражали его глаза.— Это триумф, — прошептал он. — Надеюсь, вы одобрили мой выбор произведений.— Спасибо. Это великолепные вещи.Он с улыбкой поклонился. Ко мне приближались гости, чтобы поблагодарить за доставленное удовольствие. Пришлось задержаться в зале. Я обратила внимание на мисс Стейси. Ее лицо выражало какое-то мрачное возбуждение, будто она, получив какой-то тайный знак из потустороннего мира, знала, что сегодня ночью сюда явятся привидения. Я заметила и миссис Линкрофт, которая отправляла Элис и Оллегру в их комнаты; слышала слова похвалы, несколько гостей упомянули имя моего мужа. Мало кто из них бывал на его концертах, но все знали его имя.Наконец мне удалось уйти к себе.В своей комнате я не могла оторваться от своего отражения в зеркале. Легкий румянец, блеск глаз, цвет волос словно бы стал гуще, темно-вишневый бархат оттенял матовое свечение розовато-белой, как магнолия, кожи.— Я смогла, — шептали мои губы. — Пьетро, я смогла.В загородном доме. Для нетребовательной публики. Разве они понимают что-нибудь в музыке?Но они любят ее!Ха! С таким же успехом им бы понравилась игра Эсси Элджин. Она бы тоже смогла. Ты взяла только техникой, Кэра.Вот и все, мне опять ничего не было нужно кроме Пьетро, кроме того, чтобы быть с ним, спорить с ним… ничего, только бы ощущать его рядом с собой.У меня пылали щеки. Я чувствовала, что задыхаюсь в этой комнате и устремилась прочь из нее. По боковой лестнице я спустилась вниз и вышла в сад.Стояла теплая июньская ночь. Было полнолуние. Я прошла в свой любимый уединенный сад с прудом и села на скамейку. Мне безумно хотелось вернуться в те дни, когда мы с Пьетро жили в Париже, когда мы сидели на открытых террасах кафе и говорили о нашем будущем, о нашей жизни… Я должна была сделать все, чтобы не потерять ни Пьетро, ни музыку; настолько это было бы лучше для нас обоих; мы бы понимали друг друга, он бы больше ценил меня. Нельзя было позволять ему подавлять меня. Если бы я чувствовала уверенность в себе, я бы смогла быть к Пьетро заботливей и мягче, у меня бы хватило сил охранять его и не дать умереть.Я закрыла лицо руками и разрыдалась. Мне стало нестерпимо жаль прошлого, и так хотелось его вернуть.Вдруг я почувствовала какое-то движение рядом с собой. Вскрикнув в испуге, я оторвала руки от лица и увидела, что подле меня кто-то сидит.— Надеюсь, я не напугал вас, — сказал Нейпьер.Я отодвинулась от него. Именно этого человека я меньше всего хотела бы сейчас видеть. Я привстала со скамейки, но он остановил меня, твердо взяв за руку.— Не уходите, — сказал он.— Я… не слышала, как вы подошли.— Вы были погружены в свои мысли, — ответил он.Я была в ужасе. Наверное, на моем лице были следы слез, и то, что он мог это заметить, было невыносимо.Но он держал себя без своей обычной насмешливости, мягче и спокойнее. И это настораживало.— Я увидел, как вы шли сюда. Мне хотелось поговорить с вами.— Вы… видели?— Да. Я пошел в сад, так как гости отца мне наскучили.— Надеюсь, вы не высказали им это.— Высказал, но очень кратко.— Знаете, кто вы…— Пожалуйста, не прерывайте себя. Вы можете говорить все, что обо мне думаете. Не церемоньтесь со мной. Тем более, что ваши мысли мне известны.— В таком случае вы должны знать, что… ведете себя несколько бесцеремонно.— А что еще ожидать при таком воспитании, как у меня. Но довольно обо мне. Вы представляете собой гораздо больший интерес.— Неужели для вас кто-то более интересен, чем вы сами?— В данный момент, как это для вас ни удивительно, — да, — он вдруг пристально посмотрел мне в глаза и сказал:— Давайте отбросим колкости. И поговорим серьезно.— Я не против.— У нас с вами есть нечто общее. Вы понимаете это?— Не могу представить что.— В таком случае вы просто не думали об этом серьезно. Над нами обоими тяготит наше прошлое. Вот от чего вы и я должны избавиться. Сегодня вечером вы… — Он вдруг протянул руки и нежно коснулся моей щеки. — Вы все еще оплакиваете своего гения. Для чего? Он умер. Вы должны забыть его. Надо начать жизнь снова. Когда вы поймете это?— А вы?— Мне тоже есть, что забыть.— Но вы сами делали попытку забыть?— А вы?— Да. Да!— Сегодня вечером?— Те вещи, что я играла…— Знаю. Я нарочно их выбрал.— Вы знали?— Я прочел в одной из газет. На последнем концерте он играл именно эти вещи.— Вы поступили по своему обыкновению — жестоко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111