Чуть позднее приглашение прозвучало и было принято. Двумя днями спустя Каролине и Мелисанде предстояло разделить ленч с де ла Роше.
Обратно они ехали молча, а когда вернулись, Каролина сказала Мелисанде:
– Пойдемте, вы мне поможете. Я не хочу будить Уэнну в этот поздний час.
И вот Мелисанда прошла в спальню Каролины, помогла ей расстегнуть крючки на платье и распустить волосы.
– Вечер удался на славу. – Каролина взглянула на отражение Мелисанды в зеркале. – Все вами восторгались. Вы это чувствовали… Мелисанда?
Мелисанда зарделась. Ей польстило не замечание Каролины, а то, что та впервые обратилась к ней по имени.
– Нет, – произнесла она.
– Пожалуйста, называйте меня сейчас Каролиной. К чему нам все эти церемонии, правда? Вами восторгались, Мелисанда. По-моему, все считают, что вы как-то связаны с нашей семьей.
– Вы так думаете… Каролина?
– Я в этом уверена. Интересно, а мсье де ла Роше тоже так считает?
– Нет. Я рассказала ему, что приехала из монастыря.
– Ну, ему-то все равно. А он довольно интересный – вам не кажется?
– Очень интересный.
– И явно к вам неравнодушен!
Каролина негромко рассмеялась, и Мелисанда поняла: сейчас она думает о Ферморе. Ей хотелось, чтобы Леон заинтересовался Мелисандой, а Мелисанда – Леоном… И все это из-за Фермора.
Дверь приоткрылась, и в комнату заглянула Уэнна.
– Ну что же ты меня не позвала? – начала она и умолкла, заметив Мелисанду.
– Ах, Уэнна, я не хотела тебя тревожить. Мадемуазель помогает мне.
– Напрасно ты меня не позвала, – сказала Уэнна. – Хочешь я…
– Нет-нет, – нетерпеливо произнесла Каролина. – Отправляйся спать, Уэнна.
– Хорошо, хорошо. В таком случае спокойной вам ночи.
Обе девушки пожелали ей спокойной ночи, наступило молчание, и дверь закрылась.
– Она не любит меня, – вздохнула Мелисанда. – А жаль. Иногда она смотрит на меня… с ненавистью.
– Такой уж Уэнна имеет нрав, и, конечно, никакая это не ненависть.
– И все-таки она меня ненавидит.
– Мелисанда… не беспокойтесь насчет Уэнны. Все образуется.
Каролине, улыбающейся перед зеркалом, представлялись две свадьбы – ее собственная с Фермором, и Мелисанды с Леоном де ла Роше. После бракосочетания она и Фермор никогда больше не увидятся с Мелисандой.
– Да, – повторила она, – все образуется.
За ужином в комнате для прислуги сидевшие за столом горячо обсуждали отношения между французской мамзель и французским мсье. Миссис Соади сидела поджав губы, как и всякий раз при обсуждении данной темы, и улыбалась чему-то своему, прислушиваясь к болтовне окружающих.
Мистер Микер то и дело поглядывал на кухарку.
Это совершенно на нее не похоже – хранить секрет так долго; должно быть, ее предостерегли, самым настоятельным образом призывая хранить молчание.
– Дело ясное – у них роман, – сказал лакей.
– Красивая история, – поддержала его Пег. – А мамзель такая хорошенькая, что вполне сошла бы за переодетую принцессу.
При этом замечании у миссис Соади задергались губы. Ее секрет, догадался мистер Микер, касался мамзель.
– Хотя, – сказала Бет, – этого мсье едва ли можно назвать принцем, верно?
– Ну, – согласилась Пег, с нежностью подумав о своем рыбаке, – может быть, в нем и нет ничего особенного, но все говорят, что он – замечательный джентльмен.
Бет сказала, что, думая о переодетом принце, она представляет его в образе мистера Фермора.
– Понимаете, – пояснила она, – он всегда поет, смеется, он большой, сильный и очень красивый.
– Красота, – важно заявил лакей, сам ни на что не претендующий, – это понятие относительное… Для улитки другая улитка – красавица. О вкусах не спорят.
– Но они – не улитки! – заметила Пег. – А мистер Фермор такой красавец! Рядом с ним почти все выглядят невзрачными… совсем невзрачными.
– И все-таки, – заявила горничная, – если две улитки находят друг друга привлекательными, возможно, с двумя французами происходит то же самое. Наверное, они так нравятся друг другу, потому что она – мамзель, а он – мсье.
– Я слышал, что мальчик не слишком рад дружбе между нашей мамзель и своим дядей, – сказал мистер Микер, передавая тарелку, чтобы ему положили кусок пирога.
Он набил себе рот и принялся неторопливо жевать.
– Эти нарумяненные леди, – произнес он, изучая картофель в своей тарелке, – ничуть не лучше нарумяненных лордов.
– О да, – резко сказала миссис Соади, – нарумяненные леди – те еще штучки. А откуда вам стало известно про маленького барина и нашу мамзель, мистер Микер?
– Ну, я как-то поехал в город по делу и зашел в «Веселого морячка» промочить горло, а туда заявился не кто иной, как мистер Фитт, тот самый, что служит кучером у мсье… или мне следует сказать – у барчука? Это странная семья. Хозяин – мальчик, и все деньги принадлежат ему, а мсье – не более чем домашний воспитатель, хоть он ему и родственник. А барчук этот – не то герцог, не то граф. В общем, что-то в этом роде… хотя во Франции все это, наверное, несколько по-иному. Мсье – его опекун, но он мало что решает, как я понял.
– А что мистер Фитт рассказал про мальчика и мамзель? – настаивала миссис Соади.
– Ну… – Мистер Микер поднял свой бокал и от пил меда, прежде чем продолжить, – по-моему, мальчик этот испорченный, очень испорченный. Хотя он первый встретил нашу мамзель и поначалу привязался к ней, ему совсем не нравится, когда кто-то, помимо него, оказывается, так сказать, на первом плане.
– До чего противный мальчишка! – возмутилась миссис Соади. – Да кем он себя возомнил? А ведь это такой прелестный роман, и, клянусь, мамзель вполне его заслуживает.
– Да, конечно, миссис Соади, вы совершенно правы, но, видите ли, мальчик – хозяин… Так, во всяком случае, мне сказал мистер Фитт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131