Если он доживет до двадцати одного года, ему достанется громадное состояние, а мсье получит совсем немного денег. Но если барчук умрет, то состояние отойдет мсье.
– Странно, что он так печется о барчуке! – удивилась Бет.
– Перестань, Бет! – резко оборвала миссис Соади.
– Ох уж эти иностранцы! – вздохнул лакей.
– Ну, надо же такое придумать! – продолжала кипятиться миссис Соади. – Оставить наследство маленькому мальчику!
– Да, странное положение, – признал мистер Микер. – У нас с мистером Фиттом состоялся очень интересный разговор.
Миссис Соади наблюдала за Микером. А тот сидел, наслаждаясь обращенным на него всеобщим вниманием, ощущая себя чрезвычайно умным и осведомленным.
«Знал бы он то, что знаю я! – подумала миссис Соади. – Он и этот его Фитт!»
– Подумаешь, мистер Фитт! – сказала она, когда они остались наедине, потом села на стул и расхохоталась.
– А что такого смешного в мистере Фитте?
– Да я могу рассказать вам такое, мистер Микер, от чего у вас глаза на лоб полезут.
– Наверняка можете, миссис Соади.
– Вы ошалеете больше, чем от любого рассказа мистера Фитта.
– Конечно же, ошалею, миссис Соади.
Миссис Соади, охваченная искушением, уже готова была все ему выложить. Мистер Микер наклонился к ней, и глаза его лучились, льстили, умоляли посвятить его в тайну.
– Ну, хорошо, – сдалась миссис Соади, – пожалуй, вам следует это знать. Вы – старший над мужской при слугой, и негоже держать вас в неведении. Но учтите, мистер Микер, только между нами!
– Да, конечно, миссис Соади. Дальше меня не пойдет.
– Вы удивлялись, почему с мамзель так обращаются. Спрашивали, почему к ней относятся как к члену семьи. Ну, так вот, я вам скажу – она и есть член семьи.
– Член семьи, миссис Соади?
Миссис Соади хмыкнула:
– Да, вот именно – член семьи. Она дочь самого хозяина.
Глаза мистера Микера округлились от удивления и восхищения.
– Хотя и, что называется, незаконнорожденная, – добавила миссис Соади. – Другими словами…
– Внебрачный ребенок! – прошептал мистер Микер.
Теплая погода продержалась весь ноябрь, вплоть до начала декабря. В доме кипела работа. Приготовления к бракосочетанию, назначенному на рождественские праздники, шли полным ходом, и, хотя решено было сыграть тихую свадьбу, первоначальные планы приобретали все больший размах, и гостей пригласили столько, что, в конечном счете, событие обещало стать грандиозным.
Фермор слал письма Каролине. Мелисанда не раз наблюдала, как та получает эти письма, уносит в свою комнату и затем появляется с сияющими глазами. Однажды Каролина прочла ей выдержку из такого письма: «Передай наилучшие пожелания твоему отцу, старенькой Уэнне, всем лакеям и служанкам, населяющим Тревеннинг, и не забудь маленькую мамзель». Вот и все.
Мелисанда стремилась вырваться из дому, убежать от суматохи, вызванной приготовлениями к свадьбе. Иногда это было не больше чем удовольствием, иногда становилось настоятельной потребностью. «Каково же мне будет, когда он вернется? – спрашивала она себя. – Каково мне будет в день его женитьбы на Каролине?»
Утешением для нее становился Леон, поджидавший на берегу, в том самом месте, где они впервые встретились, и которое теперь стало постоянным для их встреч. Она часто приходила туда, если ничто не удерживало ее в доме. Если мальчик был расположен к прогулке, то они приходили туда вдвоем, если нет – приходил один Леон. Мелисанда чувствовала облегчение, когда Рауль отсутствовал; он был веселый, смышленый, зачастую забавный, но время от времени в его поведении проскальзывало недовольство. Ему нравилась Мелисанда, но то, что Леон уделяет ей столько внимания, вызывало возражение, в его манере держаться появлялась властность. Леон же, по ее убеждению, был самым терпеливым человеком на свете. Рауль жаждал знаний, и ей порой удавалось обратить его негодование в интерес к маленьким обитателям горных водоемов. Уделяя мальчику внимание, Мелисанда умеряла его тщеславие и заносчивость, она часами просиживала в библиотеке в Тревеннинге, стараясь почерпнуть интересные факты, с тем, чтобы поделиться ими с Раулем. Он мог бы быть чудесным ребенком, часто думала она, но огромное состояние, предназначенное ему, и та власть, которую оно давало над окружающими, совершенно его испортили.
Потому однажды – шла уже вторая неделя декабря – Мелисанда, придя на берег, обрадовалась, застав там одного Леона. Он растянулся на песке, прислонившись спиной к камню, но, увидев ее, вскочил на ноги. На лице его безошибочно читалась радость.
– Я так надеялся, что вы придете, – сказал он.
– Вырвалась всего на полчаса. Дольше остаться не смогу. Сейчас совсем рано темнеет.
– Я провожу вас обратно, так что не бойтесь тем ноты.
– Благодарю вас, но меня скоро хватятся. В доме столько дел… До Рождества осталось всего две недели!
– И до свадьбы тоже. Полагаю, скоро приедет жених?
– Мы ждем его не раньше, чем за день до Рождества.
– Мелисанда… Могу я вас так называть? Так я называю вас в своих мыслях.
– Пожалуйста, называйте.
– Тогда можно я стану для вас Леоном?
– Да, когда мы с вами вдвоем – как сейчас. Но в присутствии других людей, мне думается, нам следует оставаться друг для друга мсье де ла Роше и мадемуазель Сент-Мартин.
– Хорошо. Давайте возьмем это за правило. А что вы станете делать после свадьбы, Мелисанда?
– Сэр Чарльз уже говорил об этом со мной и предложил остаться.
– После отъезда мисс Тревеннинг?
– Да. Возможно, я еще пригожусь в этом доме. Я много умею делать – так он говорит. Его дочь уедет и возьмет с собой Уэнну – одну из служанок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131