В нашей крепости мы в полной безопасности.
Все рассмеялись. Мы много смеялись в тот день без определенного повода. Возможно, так и проявляется настоящее счастье.
Внизу, вне нашего магического круга, отдаленный шум голосов казался приглушенным. Капитан Кармайкл много рассказывал и смешил нас. Он заставлял и нас высказываться, и даже Оливия была разговорчивее, чем обычно… немного разговорчивее. Мама казалась совсем другим человеком. Время от времени она восклицала «Джок!» тоном шутливого упрека. Даже Оливия догадалась, что это было выражением нежности.
Джок Кармайкл говорил об армии, о военной службе. Он много раз ездил за океан и теперь ожидал назначения в Индию. Он смотрел на маму, и, казалось, легкая грусть охватывала обоих. Но это должтю было произойти только в будущем — не стоило начинать беспокоиться слишком рано.
По его словам, он был старым другом нашей семьи.
— Ведь я знал вашу мать еще до того, как ты родилась, — сказал он и посмотрел на меня. — А потом… меня послали в Судан, и я долгое время никого из вас не видел. — Он улыбнулся маме. — А когда вернулся, мне показалось, что я никогда и не уезжал.
Я видела, что у Оливии закрываются глаза и чувствовала, что и со мной происходит то же самое. Какое-то сонное ощущение довольства овладевало мной, но я боролась со сном, так как не хотела потерять ни минуты из этого волшебного дня.
Уличная жизнь становилась все более шумной. Появился шарманщик, игравший мелодии из модных оперетт. Кругом пели, танцевали. С шарманкой уж соревновался человек-оркестр, универсальный музыкант, у которого свирель была прикреплена к подбородку, барабан находился на спине (он ударял по нему палочками, привязанными к локтям), тарелки, приделанные к барабану, он приводил в движение при помощи веревочек, привязанных к коленям, а в руке держал треугольник. Проворство, с которым он всем этим управлял, привело всех в восхищение. Пенсы так и звенели в шляпе у его ног.
Какой-то человек продавал брошюры. «Пятьдесят славных лет! — выкрикивал он. — Прочтите жизнеописание Ее Величества Королевы». Две смуглые цыганки с большими медными серьгами в ушах, в красных платках, повязанных вокруг головы, предлагали: «Погадать, леди. Позолотите ручку, и вам достанется счастливая судьба». Потом пришел клоун на ходулях, такой смешной, что дети визжали от восторга, когда он ковылял сквозь толпу и протягивал свою шляпу к окнам второго этажа. Мы бросили в нее монетки. Он ухмыльнулся, отвесил поклон — нелегкое дело на ходулях — и тяжело ступая, удалился.
Это было радостное зрелище, все старались как можно лучше насладиться прекрасным днем.
— Вы сами видите, — сказал капитан Кармайкл, — как сейчас трудно было бы пробираться по улицам.
А потом произошла трагедия.
Два или три всадника пробились сквозь толпу. Люди добродушно уступали им дорогу.
В этот момент еще один всадник появился в сквере. Я достаточно много знала о лошадях и поняла, что его конь вышел из-под контроля. На какую-то долю секунды он замер, навострив уши. Было ясно, что заполнявшая сквер толпа и царивший там шум пугали его. Он встал на дыбы и качнулся, потом ринулся к толпе. Послышались крики. Кто-то упал. Всадник отчаянно старался удержаться в седле, но конь сбросил его. Все замерло, наступило недолгое молчание, потом раздались вопли. Обезумевшая лошадь неслась сквозь толпу.
Окаменев от ужаса, мы продолжали смотреть. Капитан Кармайкл бросился к двери, но мама схватила его за руку.
— Нет! Нет! — кричала она. — Нет, Джок. Выходить опасно.
— Бедное животное обезумело от страха. С ним можно справиться.
— Нет, Джок, нет!
Они отвлекли мое внимание от улицы. Мама повисла на руке капитана и умоляла его не выходить.
Когда я снова выглянула в окно, лошадь лежала на мостовой. Наступил хаос. Несколько человек было ранено. Слышались крики, плач. Веселье уступило место трагедии.
— Вы ничего, ничего не можете сделать, — рыдала мама. — О, Джок, пожалуйста, останьтесь с нами. Я бы не вынесла…
Оливия, любившая лошадей не меньше меня, плакала от жалости к несчастному животному.
На сквер въехало несколько верховых, появились люди с носилками. Я заткнула уши, когда раздался выстрел. Так было лучше для лошади, я понимала это. Она, по-видимому, была так сильно ранена, что не могла поправиться.
Прибыла полиция и очистила прилегающие к скверу улицы. Мы все затихли. Какое окончание счастливого дня!
Капитан Кармайкл попытался вернуть радостное настроение, но это ему не удалось.
— Такова жизнь, — грустно сказал он.
Экипаж заехал за нами, когда день уже клонился к вечеру. Мама села между Оливией и мной, обняв нас за плечи.
— Постараемся сохранить только приятные воспоминания, — предложила она. — Ведь было замечательно, не правда ли? До того, как…
Мы согласились, что все было замечательно.
— Ведь вы видели королеву и всех этих королей и принцев. Это невозможно забыть, верно? Не будем больше думать о том печальном происшествии, так будет лучше. Не будем даже говорить об этом… ни с кем.
И снова мы согласились, что так будет лучше.
На следующий день мисс Белл повела нас на прогулку в парк. Там, всюду стояли палатки для бедных детей. Всего их собралось тридцать тысяч. Под звуки военных оркестров каждому ребенку дали булочку с изюмом и кружку молока. Кружки были сувенирные с надписями, прославлявшими королеву.
— Они навсегда запомнят этот день, — сказала мисс Белл. — Как и все мы.
И она заговорила о королях и принцах, рассказала о странах, откуда они приехали. Она обладала настоящим талантом обращать каждое событие в поучительный урок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146