Ей захотелось узнать, что произошло.
— Помню только, как Цезарь понес…
— На дороге лежало поваленное дерево.
— Теперь вспоминаю… Я заметила его слишком поздно.
— Вам нельзя много говорить, кузина Мэри. Это вас утомляет.
Но она уже не могла молчать.
— Значит, мы в Лэндовере?
— Я увидела на дороге Поля, и он помог мне. Скоро мы будем дома.
Она улыбнулась.
— Как хорошо, что ты рядом, Кэролайн.
— Я останусь в этом доме… рядом с вами до тех пор, пока вы не поправитесь.
Она снова улыбнулась и закрыла глаза.
В тот день я была почти счастлива. «Она поправится», — без конца повторяла я про себя как заклинание.
Вечером я написала письмо Оливии:
«Милая Оливия!
Случилась беда. С кузиной Мэри произошел несчастный случай. Она упала с лошади и очень серьезно пострадала. Я должна быть с ней. Трогаться с места пока не смогу. Это значит, что моя поездка откладывается. Уверена, ты пой-
мешь меня.
Мне очень хотелось поскорее повидаться с тобой, но ты меня должна понять. Сейчас кузина Мэри нуждается во мне. Она очень плоха, а мое присутствие действует на нее успокаивающе. Так что… с поездкой придется немного подождать. А пока пиши мне. Почаще. Расскажи мне то, о чем ты хотела со мной поделиться, в письме…»
Потом я описала ей, как все случилось с кузиной Мэри, рассказала, что мы пока живем в Лэндовере и почему.
Тревога за кузину Мэри не до конца вытеснила тревогу за сестру, ибо, несмотря на все последние события, я не забывала о том ее письме.
На протяжении следующих нескольких дней самочувствие кузины Мэри улучшалось… К ней вернулось присутствие духа. Она стала ощущать некоторую боль, которую доктор был склонен объяснить повреждением позвоночника. Он сказал, что, пожалуй, кузина Мэри восстановится полностью, только вот… ходить уже не сможет.
Кузина Мэри была очень мужественной женщиной, но я боялась за нее. Что станет с ней позже, когда она до конца осознает, что активной жизни пришел конец, что теперь до конца своих дней она будет полностью зависеть от других людей?.. Мне было страшно даже задумываться над этим.
А пока я не могла не чувствовать, какая атмосфера царила в этом доме, который напоминал мне котел, поставленный на огонь, в котором все шумит, кипит и вотвот готово выплеснуться.
Со временем я поняла, что мое присутствие мало помогает разрядить обстановку. Я знала, что чувствует по отношению ко мне Поль, и была уверена в том, что с каждым днем это становится все более очевидным для Гвенни. У меня было странное ощущение, будто стены дома смыкаются вокруг меня, крепко держат, по-своему очаровывают и заявляют на меня свои права.
Время от времени я встречалась с Джулианом. Он был просто счастлив, когда я приходила пожелать ему спокойной ночи. Я читала ему рассказы из книги, подаренной мной на Рождество. Он жадно следил за моими губами, произносившими слова, и порой даже повторял их вместе со мной.
Иногда мы встречались на прогулках, и я играла с ним.
Гвенни сказала как-то:
— Ты сильно сдружилась с моим сыном.
— О, да, — ответила я. — Очаровательный мальчик! Ты, наверное, гордишься им.
— В нем мало что есть от Аркрайтов. Вылитый Лэндовер.
— По-моему, в нем сочетаются черты обоих родителей.
Она хмыкнула. Мне снова вспомнились мои прежние размышления об отношении родителей к своему ребенку. Джулиан был для нее своего рода выгодным приобретением. Но она не могла относиться к нему с той теплотой, с какой относилась к дому.
— Па его очень любил, — проговорила она.
— Бедный Джулиан! Должно быть, ему очень не хватает деда.
Мне было приятно сознавать, что хоть кто-то из всей этой семьи относился к малышу неравнодушно.
— Он продолжатель рода, — сказала Гвенни. — Таково его основное предназначение.
Разговор был мне неприятен. Мне казалось, что Гвенни догадывается об этом, и именно поэтому с такой настойчивостью продолжает его. Она умела быть злой.
— Ты не станешь возражать, если я буду продолжать видеться с Джулианом? — спросила я.
— Господи, нет, конечно! Проводи с ним столько времени, сколько тебе захочется. И вообще чувствуй себя, как дома.
Гвенни лукаво посмотрела на меня. Догадывалась ли она о том, как я привязалась к ее сыну? Догадывалась ли она о том, что, глядя на него, я всегда начинала думать о том, что и у меня мог бы быть ребенок… такой же, как Джулиан… темноволосый, с глубоко посаженными глазами… Лэндовер… Чувствовала ли она мою тоску по собственным детям?
Гвенни о многом догадывалась. Она не принадлежала к той категории людей, которые полностью погружены в самих себя. Ей нравилось совать свой нос в чужие дела, нравилось залезать людям в душу, выведывать их секреты. И чем больше окружающие прятали от нее свои тайны, тем сильнее становилось ее желание дознаться. Это была своего рода движущая сила в ее жизни. Она знала о том, чем закончилось мое любовное увлечение, знала о том, что мой кавалер женился на сестре. Подобные вещи интересовали ее больше всего.
Я часто пыталась прочитать мысли тех слуг, которые видели все, что происходило в доме. Даже их любопытство меркнуло перед любопытством Гвенни. В этом отношении она была уникальной женщиной.
И потом еще Поль. С каждым днем ему все труднее было скрывать свои чувства.
Я никак не могла понять, почему он так равнодушен к собственному сыну.
Нам редко удавалось побыть наедине, но однажды, когда это случилось, я спросила его. Мы были в холле, куда я только что вошла. За окном уже опустились сумерки, и огонь большого камина отбрасывал тени на позолоченное родословное древо Лэндоверов на стене.
Он сказал:
— Всякий раз, когда я смотрю на него, я вспоминаю про нее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146