Оливия, в отличие от меня, училась только дома, в пансион ее не посылали. Единственное объяснение этому я находила в предположении, что отец по-прежнему не в силах меня видеть; вероятно, он никак не мог забыть, что, не будь меня, он продолжал бы оставаться в блаженном неведении относительно романа мамы с капитаном Кармайклом.
Оливия тяжело переживала новую разлуку со мной. Мисс Белл тревожилась о своем месте, но ее скоро успокоили: было решено, что она останется и будет присматривать за Оливией, а также за мной во время каникул, когда — как я надеялась — отец разрешит мне возвращаться в лоно семьи.
Мы говорили о предстоящем мне пребывании в пансионе, о светской жизни, ожидающей Оливию, и о маме.
Оливия слышала, что она живет с капитаном Кармайклом где-то за границей. Капитану пришлось уволиться из армии в связи со скандалом. Мне казалось странным, что мама уехала, не повидавшись с нами, и даже ни разу не написала. Отец же решительно не хотел меня видеть. У кузины Мэри я чувствовала себя совсем по-другому.
У меня начинало щемить сердце всякий раз, как я вспоминала о ней.
Потом начались изменения — не вдруг, но мало-помалу. Я уехала в пансион и после первых нескольких недель мне там понравилось. Я получала хорошие отметки по английской литературе, были у меня способности и к языкам. Мы немного учили французский и немецкий с мисс Белл, и теперь я быстро в них совершенствовалась. Я выучилась бальным танцам и начала играть на фортепиано; ни в одном из этих предметов я не отставала, но особенно и не отличалась.
Постепенно я полюбила пансион, своих новых друзей, стала находить вкус в соперничестве и во всех драмах и комедиях, возникающих из мелочей жизни. Я не настолько выделялась, чтобы возбуждать враждебность, и все же что-то необычное во мне было — вероятно, моя живость, огромный интерес ко всему окружающему и постоянная готовность все испытать. Эти качества помогли мне завоевать друзей и сделать пребывание в пансионе вполне приятным.
Но я всегда радовалась возвращению домой на каникулы и в первое время старалась обмануть себя надеждой, что вернутся прежние времена. Мама снова будет с нами. Отец обрадуется моему приезду. Все еще сложится счастливо. Не могу понять, откуда приходили эти мысли. Ведь и прежде так никогда не бывало.
Оливия была поглощена своим дебютом в свете и связанными с ним переживаниями. Через несколько месяцев она уже находила, что все это не так страшно, как она опасалась. Фурора в обществе она не произвела, но она на это и не рассчитывала. Ей хотелось только одного: пройти через это испытание без особых осложнений, и это у нее получалось. Она ездила на балы, бывала и при дворе — я хочу сказать при дворе принца Уэльского и его супруги. Королева светских развлечений не жаловала и большую часть времени проводила в Виндзорском замке или в своем уединении на острове Уайт. Двор представляли наследный принц и его супруга. Принца находили несколько легкомысленным, поэтому общество его придворных считалось не совсем подходящим для молодых девушек, вступающих в свет.
Оливия находилась под неусыпной охраной тети Имоджин и мисс Белл. Скоро она преодолела свой первоначальный страх и стала находить новый образ жизни довольно приятным. Но она по-прежнему страдала от застенчивости и очень хотела бы, чтобы я ее сопровождала. Мне тоже этого хотелось. Когда бал давали у нас дома, мне не разрешалось выходить к гостям, и я была вынуждена занимать свой обычный наблюдательный пункт на верхней площадке лестницы — довольно унизительное положение для девушки, быстро становящейся взрослой.
Отец решил к тому времени, что мое воспитание следует завершить во Франции, в пансионе для девиц, готовящихся вступить в свет. Я опять расстроилась, но, как и в первом пансионе, быстро утешилась. Жили мы в старинном замке, в горах, а раз в неделю отправлялись в город, пили кофе и ели восхитительные пирожные, сидя за столиками под пестрыми зонтиками на улице перед кафе и рассуждая о том, как сложится наша жизнь, когда мы начнем «выезжать».
Время шло. Я уже забыла, как выглядел капитан Кармайкл, хотя, когда мне случалось пить лимонад, я отчетливо вспоминала, как мы сидели у окна его квартиры в день юбилея и как мы были тогда счастливы. Однако Поля Лэндовера я не забыла и часто набрасывала его лицо в альбоме, который брала с собой на прогулки в горы. С течением времени его черты становились все более утонченными и благородными. Девушки разглядывали эти рисунки, стоя у меня за спиной, и говорили: «Опять он! Ну конечно, это возлюбленный Кэролайн Трессидор!»
О возлюбленных они говорили постоянно. Я слушала, загадочно улыбаясь, и чуточку им подыгрывала… ну, может быть, не совсем чуточку. Иметь возлюбленных было престижно. Поэтому я роняла иногда намеки на некую романтическую привязанность, придумывала разные эпизоды, имевшие место во время моего пребывания в Корнуолле. Поль Лэндовер был влюблен в меня, но я казалась ему слишком юной, и он ждал, чтобы я повзрослела. Теперь я почти достигла требуемого возраста. Моим любимым занятием стало сочинение маленьких сценок между нами. Я рассказывала о них с такой убежденностью, что сама начинала в них верить.
Он грустит, говорила я, и это делало его еще более привлекательным в глазах моих подруг. «Мне кажется, он похож на лорда Байрона», — высказала предположение одна из девушек, и я не стала ее опровергать. То, что они лишились своего замечательного дома, произошло не по его вине. Если бы ему дали время, он сумел бы вернуть состояние семьи.
Я рассказала и о том, как мы с его младшим братом изображали привидения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146