Он никогда не пользуется фермой… это только для семьи, и мы всегда говорили, что следовало бы ее больше использовать. Ну так как?
Тетя Пэтти взглянула на Вайолит, а Вайолит на свою тарелку. В обычном случае я ожидала бы, что она начнет придумывать разные возражения. Но она не стала.
Тетя Пэтти, которая любила, когда происходит что-то неожиданное, улыбалась мне.
Тереза сказала:
— О, давайте же…
— Вы уверены? — спросила я. — Нас ведь четверо.
— Для Форест Хилла это пустяки. Старый дом может и двадцать разместить не создавая тесноты. Что вы скажете?
Я ответила:
— Это звучит… приглашающе…
Все засмеялись, а потом мы возбужденно строили планы поездки в дом Маркемов у самого леса.
Неделя, которую мы провели в Форест Хилле, была такой, что надолго останется в нашей памяти.
Я часто думала о Джейсоне Веррингере и гадала, как у него дела на континенте в поисках Фионы. Но я думала и о том, что он станет делать, если найдет ее. Если она замужем, он не очень-то может увезти ее домой. И еще мне пришло в голову, что когда он вернется, он может приехать в Молденбери, и мне не хотелось, чтобы это случилось, пока мы в Эппинге, поэтому я написала ему короткую записку, выразив надежду, что он нашел удовлетворительную информацию о Фионе, и что меня в Молденбери не будет, поскольку мы гостим у друзей.
Было много суматохи, когда мы собирались в гости. Вайолит настаивала на том, чтобы сделать небольшую уборку «Просто на тот случай, если что-нибудь произойдет. Мне не хотелось бы, чтобы люди вошли и увидели, что тут все вверх дном».
— Что вы имеете в виду… под «что-нибудь»? — спросила я.
Вайолит сжала губы и не ответила, но будучи Вайолит она подумала о катастрофах на железной дороге, в которых мы все могли погибнуть, или тому подобных крайностях. В любом случае дом должен быть в таком виде, в каком ему полагалось быть для особых гостей.
Мы позволили ей добиться своего. Тереза и я упаковывали сумки, бесконечно обсуждая, что же взять для недельного пребывания на ферме. У тети Пэтти были три шляпных картонки, в каждой по две шляпы. Мы ничего по этому поводу не сказали, зная, что тетя Пэтти и ее шляпы неразлучны.
Джон Маркем встретил нас в Лондоне, мы отправились на место, и с момента прибытия влюбились в ферму.
Из-за жаркого лета уборка урожая началась рано, и мы играли в ней свою роль: с беспокойством вглядывались в небо, выискивая признаки надвигающегося дождя; Тереза и я носили бутылки с холодным чаем и хлеб с сыром для рабочих, садились вместе с ними в тени и слушали их разговоры. Мы с Терезой и я совершали верховые прогулки по лесу. Иногда мы гуляли пешком. Лес был красив, но деревья уже начали окрашиваться в осенние краски, так что буки, вязы, березы и платаны были оттенены желтым; а дубы начинали приобретать красновато-коричневый цвет. Я помню запах жимолости, которая обильно разрослась у дверей фермы. Даже сейчас этот запах возвращает мирные воспоминания.
По ночам я лежала в своей комнате и смаковала удовольствие от физической усталости и опьянения солнечным светом и свежим воздухом. Я спала лучше, чем когда бы то ни было после получения анонимного письма, и была потрясена тем, что за весь день не думала ни о нем, ни о слухах и скандалах; я была так утомлена, так полна впечатлениями дня, что не могла уже переживать те же злые предчувствия и ужас, которые охватывали меня раньше. Я ощущала, что исцеляюсь.
В середине дня мы ели за большим деревянным кухонным столом, раскрыв окна настежь, чтобы доносился запах свежескошенного сена, и участвовали в разговоре об уборке урожая.
— Какая жалость, что вас здесь не будет при окончании жатвы, — сказал Джон.
Он казался совсем другим, чем тот безукоризненный джентльмен, который посетил нас в Молденбери. Я чувствовала — и видела, что другие тоже это ощущали — что знаю его очень давно.
— Может быть, мы могли бы, — с надеждой начала Тереза.
— Тереза, — сказала я, — нам скоро придется возвращаться в школу.
— Не говорите об этом, — мрачно заявила она. Джон рассказал нам об окончании жатвы и о празднике по этому поводу.
— Это лучшее время года. Когда все собрано, дети делают кукурузных куколок.
— «Дабы не начались зимние бури», — процитировала Вайолит.
— И мы развешиваем их на стенах. Это талисманы, дающие надежду получить хороший урожай на будущий год.
— Мы дома это тоже делали, — сказала Вайолит.
— Это общий обычай, — добавил Джон. — И мне кажется, он идет еще из средних веков.
— Люблю, когда поддерживают старые обычаи, — заявила Вайолит.
Думаю, именно она поражала нас больше всего. Ей по-настоящему нравилось в Форест Хилле. Она приняла на себя кухню. Жена управляющего, которая обычно приглядывала за хозяйством, когда семья наезжала сюда, была только рада передать ответственность, а Вайолит была как рыба в воде. Рассказывая о своем детстве, она становилась совсем сентиментальной.
Несмотря на то, что мы счастливо проводили время, я не могла выбросить Лидию из головы, и когда Джон сказал мне: «У вас спальня Лидии!» — мне показалось, что я ощущаю ее там, и раз или два она мне снилась.
Мне казалось, что во сне я слышу ее голос: «Ты не должна обо мне беспокоиться, Корделия, я мертва».
Я проснулась, и эти слова продолжали звучать в моих ушах. Легкие занавески развевались за окном, поскольку поднялся ветер, а окно было распахнуто. Резко вырванная из сна, я вообразила, что там стоит привидение.
— Лидия! — воскликнула я и села в постели. Потом я поняла, что это, и, встав, полуприкрыла окно. Было довольно прохладно.
Я вернулась в постель, но уснуть не могла. Я переживала заново давние дни, вспоминая Лидию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122