— Здесь великолепно, — подтвердил он. Затем присел рядом. Этот человек был мне так неприятен, что я тотчас поднялась и оглянулась — ни Аделаиды, ни Стирлинга поблизости не было.
— Где они? — спросила я. Он засмеялся.
— Недалеко. Вам нечего бояться.
— Бояться? — холодно переспросила я, разозлившись из-за того, что действительно испугалась. — Чего?
— Может быть, меня? — предположил он.
— Вот уж нет.
Он вздохнул с притворным облегчением.
— Я рад. Вам нечего страшиться. Я вас очень люблю, мисс Нора.
— Ваши чувства меня нисколько не волнуют.
— Ну, это поправимо.
— Кажется, я лучше знаю себя.
Ну, где же Аделаида и Стирлинг? Когда они все-таки появятся, чтобы положить конец этой навязанной мне беседе?
— Очень уж вы высокомерны, мисс. Это тоже можно было бы исправить.
— Когда же это вы решили, что в вашей власти изменить мой характер?
— Когда увидел вас. С тех самых пор, мисс Нора, я все время думаю о вас.
— Как странно!
— Ничего странного. Вы необыкновенная девушка, самая необыкновенная на свете. Еще никто меня так не волновал.
— А Мэри? — возразила я и почувствовала, как краска залила мне лицо.
— Неужели вы ревнуете к служанке?
— Ревную! Вы, должно быть, сошли с ума. — Я кинулась прочь, но он догнал меня и пошел рядом. И вдруг коснулся моей руки. Я взорвалась. — Уберите руку, Джаггер! Если вы посмеете приставать ко мне, я поговорю с мистером Херриком… Я хочу сказать… с Линксом!
Это имя наводило ужас. Джаггер тут же отпрянул, как от удара, и в этот момент, к своему величайшему облегчению, я услышала голос Стирлинга:
— Нора, чай готов?
Вечером мы добрались до Мельбурна. Потом я с головой ушла в покупки и забыла о Джаггере. Купила себе зеленого шелку и уже представляла, как в изящном платье играю в шахматы с Линксом.
Аделаида поможет мне сшить его — она необычайно искусно владела иглой.
Когда нам отрезали шелк, она сказала:
— Так приятно шить красивые вещи. Тебе очень пойдет зеленое.
Потом пожала мне руку и тихо добавила:
— Я рада, что ты поехала с нами. Теперь я и представить не могу, как мы жили без тебя.
Через четыре дня мы вернулись домой. В дороге не произошло ничего примечательного. Я уже умела разжигать огонь, печь лепешки и кипятить чай в котелке.
— Теперь ты ничем не отличаешься от нас, — одобрительно сказал Стирлинг.
И вот я снова сижу напротив Линкса за шахматной доской, длинные пальцы поглаживают ферзя из слоновой кости с золотой короной и бриллиантами. Он спрашивает:
— Так тебе понравилась поездка?
— Это было чудесно.
— А спать без удобств?
— Но всего-то пару ночей.
— А я люблю удобства. Нежусь, как кот. Люблю лежать в теплой постели, часто принимать ванну, каждый день менять белье. В лагере это недоступно.
— Я тоже не против комфорта, но так интересно увидеть мир вокруг, узнать, как живут люди.
— В тебе, Нора, есть что-то от первопроходца. Так, значит, поездка была превосходной во всех отношениях?
— Видите ли… — Я не могла не вспомнить о Джаггере.
— И все же… ложка дегтя в бочке меда?
Как он неотступен! От него ничего не скроешь.
— Аделаида и Стирлинг умеют все, — быстро ответила я. — Они научили меня разводить огонь, печь лепешки и все такое…
— Ведь Джаггер был с вами? Я почувствовала, что краснею.
— Да, был.
— Он прекрасный управляющий, — сказал Линкс. — А такого найти не просто.
Потом мы начали игру. В тот раз я проиграла очень быстро. Мне даже ни разу не удалось перейти в наступление.
— Сегодня, Нора, ты плохо играешь, — сказал он. — Твои мысли витают где-то далеко, может быть, там, где ты недавно побывала.
Через несколько недель мы с Аделаидой сшили мне зеленое платье, а также кое-что из теплой одежды. Уже наступила осень, и мы готовились к зиме: запасались дровами, а Аделаида — провизией. Как она объяснила, во время паводков дом бывает отрезан от всего мира, а зимой случаются снежные заносы. Ее отец ни в чем не любил терпеть недостатка, поэтому она заботилась о том, чтобы в доме было все. Кроме прочего, заготовила желе, персиковое варенье и апельсиновый джем.
После жаркого лета прохладная погода как нельзя лучше подходила для прогулок верхом, и в те дни, когда Аделаида или Стирлинг не могли сопровождать меня, я отправлялась одна. Я хорошо помнила, как легко здесь заблудиться, и внимательно следила за тем, чтобы не сбиться с пути. К тому же я почти всегда направлялась к одному из излюбленных своих мест — к ручью Керри, холмику Марты или к Собачьей горе. Конечно, близкие тревожились, когда я отправлялась одна, но в то же время не хотели ограничивать мою свободу, назойливо опекая.
В то утро я решила отправиться к ручью Керри. Он протекал через рощицу эвкалиптов, а когда здесь расцветала акация, лучшего места было не найти. Я привязывала лошадь к дереву и подолгу сидела, глядя на воду. Лет двадцать назад человек по имени Керри пришел сюда и нашел немного золота. Он провел у ручья десять лет, но в конце концов уехал, так больше ничего и не отыскав. Золота здесь не было, потому-то, наверное, это место так и привлекало меня.
В то прелестное апрельское утро я сидела у ручья, думая о том, какое счастье, что убежала из Дейнсуорт Хауз. В Англии сейчас весна. Бедняжке мисс Грэм это время напомнит, что прошел еще один год и неотвратимо приближается момент, когда мисс Эмили больше не понадобятся ее услуги.
Грустно… А я вот избежала злой участи и свободна, как эти прелестные птицы у меня над головой. И тут я вспомнила о Линксе, о том, как он вышел на свет из трюма каторжного корабля и завидовал птицам.
Милый Стирлинг! Милый Линкс! Я любила их обоих и, пожалуй, чуть меньше — Аделаиду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91