А еще на реке была устроена ярмарка, и толстый лед выдержал и палатки продавцов, и веселящуюся толпу. По замерзшей реке катились на коньках, на санях и на льду танцевали.
Лондон поднимался и поднимался из руин после большого пожара. Он становился приятным городом. Королевский архитектор Кристофер Рен подолгу советовался с его величеством, который лично интересовался строительством большинства зданий.
На континенте шли непрерывные войны. Карл, абсолютный монарх в своем государстве, придерживался нейтралитета. Он установил в стране, насколько смог, свободу вероисповедания.
— Я хочу, чтобы у каждого человека были своя виноградная лоза и своя смоковница, — говорил он. — Дайте мне причитающиеся привилегии, и за определенные субсидии я никогда ничего больше не попрошу, если только мне лично и моей стране так не повезет, что перед нами встанет необходимость войны, но ведь и она может закончиться на море за одно лето.
Поэтому его, подданные, танцуя на льду во время зимней ярмарки, благославляли доброго короля Карла; и король в своем дворце, в окружении трех своих главных любовниц, был доволен, ибо, на самом деле, теперь, когда ему вскоре должно исполниться пятьдесят пять лет и изредка приходится страдать от подагры, он искренне считает, что трех вполне довольно. Его королева Екатерина была доброй женщиной, она была покорной и нежной и теперь не устраивала сцен ревности, которые так портили им жизнь в начале их женитьбы. Она была в него влюблена так же, как и прежде. Бедняжка Екатерина!.. Он сожалел, что жизнь ее не была так счастлива, как она этого заслуживает.
Нелл была теперь счастлива, потому что Карл пожаловал лорду Берфорду герцогский титул, и мальчик стал герцогом Сент-Альбанским, а она могла важно расхаживать при королевском дворе и по городу, непрерывно говоря о милорде герцоге.
Дорогая Нелли! Она заслуживает свой герцогский титул. Ему бы очень хотелось воздать почести ей лично. И почему бы ему это не сделать? Это другие лишали ее почестей. Она была ему добрым другом — может быть, лучшим из всех…
Да, Нелли должна стать герцогиней; но одного ему не хватало, чтобы почувствовать себя абсолютно довольным. Он часто думал о Джемми, живущем в Голландии. Такая жалость, что он не может видеть вокруг себя всех членов своей прекрасной семьи. Он так гордился ими всеми!.. Он оказывал знаки королевского внимания девочке Молл Дэвис — последнему своему ребенку, потому что после той болезни у него детей больше не было: она лишила его способности воспроизводить потомство.
Ах, какая жалость, что Джемми не было с ними в их счастливом кругу!
Бедняга Джемми… Может быть, он заблуждался? Может быть, теперь он стал разумнее?..
Карл пребывал у себя в Уайтхоллском дворце. Было воскресенье, и он чувствовал себя совершенно умиротворенным.
На галерее мальчик пел французские любовные песни. За столом, недалеко от того места, где сидел король с тремя своими любовницами, несколько придворных играли в карты.
По одну сторону от короля сидела Луиза, по другую — Нелл; а совсем рядом находилась прелестная Гортензия. А Карл смотрел на них всех с необыкновенной любовью и думал, что скоро Джемми снова будет дома. Как приятно будет опять увидеть своего мальчика. Он не мог себе позволить обижаться на него вечно. Он наклонился к Нелл и спросил:
— А как поживает его милость герцог Сент-Альбанскии?
Лицо Нелл оживилось, когда она рассказывала о самых последних поступках и словечках своего сына.
— Его милость надеется, что ваше величество подарит ему завтра немного своего времени. Он сожалеет, что уже так давно не видел отца.
— Скажи его милости, что мы в его распоряжении, — ответил Карл.
— Герцог пожалует во дворец завтра.
— Нелл, — продолжал Карл, — мне сдается, что его милость заслуживает себе в матери герцогиню.
Нелл широко распахнула глаза, потом лицо ее сморщилось от смеха. Это был смех, которым она смеялась с наслаждением еще в переулочке Коул ярд вместе с Розой, — так смеются от счастья, а не просто от удовольствия.
— Герцогиню Гринвичскую, я думаю, — сказал король.
— Вы очень добры ко мне, Карл, — поблагодарила она.
— Нет, — ответил он. — Мне бы хотелось, чтобы свет знал, что не только люблю, но и высоко ценю вас.
Это случилось позднее в тот же вечер. Паж короля Брюс — сын лорда Брюса, которого Карл принял в услужение и заявил, что будет держать его в качестве приближенного к своей особе, так как мальчик ему очень нравился — помог ему раздеться и пошел вперед него со свечой, освещая путь к спальне.
В длинной темной галерее не было никакого ветра, и все же пламя свечи неожиданно погасло.
— Хорошо, что мы знаем дорогу и можем идти в темноте, Брюс, — сказал Карл, кладя руку мальчику на плечо.
Он поболтал с теми немногими приближенными, в чью обязанность входило помочь ему перед сном. Брюс и Генри Киллигрю, которые оставались в спальне короля на ночь, потом рассказывали, что они почти не спали. Огонь горел всю ночь, но множество собачек короля, всегда занимавшие свои места в спальне, на этот раз беспокоились, и часы, отбивавшие каждую четверть часа, почти постоянно звенели. И Брюс, и Киллигрю обратили внимание на то, что, хотя король спал, он постоянно переворачивался с боку на бок и разговаривал во сне.
Утром все обратили внимание на то, что Карл весьма бледен. У него уже несколько дней болела пятка, отчего он сократил свои обычные прогулки в парке; а когда пришел хирург, чтобы сменить повязку на больной пятке, он не говорил с ним в обычной своей живой манере. Он сказал что-то такое, чего никто не расслышал, но было похоже, что он обращается к кому-то, кого не видит никто, кроме него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110