– Правда ваша, – сказала Мэри, а в глубине души посмеялась и подумала: «Смотри себе вдоволь, все равно она не для тебя».
В то утро редко кто не вспоминал о Джейн Шор. В Бейнардском замке о ней плакала герцогиня Глостерская. Даже протектор не мог избавиться от мыслей о ней. Он проявил снисходительность. Ему хотелось, чтобы люди отказались от тех славных представлений о ней, которые сложились в их невежественных и нечестивых головах. Сейчас они должны видеть в ней бесстыдную грешницу с зажженной свечой в руках, они должны понять, что она ничуть не лучше любой потаскушки из Саутуорка. Он должен подорвать ее авторитет. Она заслуживала смерти, ведь она такая же предательница, как и Гастингс, но за нее просила жена, умоляла его вспомнить, что для них сделала Джейн. Да он ведь по-настоящему и не гневается на нее. Но ее следует наказать, как наказывают всех, кто выступает против Ричарда Глостерского.
Пришел с сообщением его добрый друг Кейтсби.
– Ваша светлость, эта женщина покаялась в своих грехах. Я никогда в своей жизни не видел такой толпы.
– И что же теперь люди думают о своей богине? Кейтсби молчал.
– Отвечай мне! – воскликнул Ричард.
– Я думаю, милорд, что некоторые были рады видеть ее позор, но очень многие ее жалели.
– Жалели! Они должны поздравлять ее с тем, что ей еще так повезло.
В глубине души он завидовал обаянию Джейн. Люди любили шлюху Джейн Шор, и они с грустью смотрели на ее позор. А Ричарда Глостерского, которому не нужно было ничего, кроме блага своей страны, они не любили совсем.
Он пристально посмотрел на Кейтсби. Тот не сказал, что в толпе высказывались против него – Ричарда Глостерского, да и было ли это? Впрочем, Ричард подозревал, что если поднажать на Кейтсби, можно узнать правду. Но нужна ли она ему?.. Он и без расспросов знал, что так оно и было.
* * *
Джейн освободили. Ее допрашивал сам епископ; она выслушала его обличительную речь о своей греховности; она покаялась и теперь может идти и жить по-новому.
Завернувшись в плащ, так, чтобы не быть узнанной, она вышла из дворца епископа и очутилась на улицах, послуживших задником сцены, на которой она сыграла столько ролей. Проходя по Ломбардной улице, она всегда вспоминала свою жизнь с Уиллом, в Чипсайде вспоминала дом отца. А вот и Бишопс-гейт, где она впервые увидела Гастингса. Отсюда открывался вид на крепость, и она вспомнила о днях, проведенных во дворце, когда Эдуард был ее возлюбленным, и об ужасном дне, когда Гастингса привели на Тауэр-Грин к месту казни.
Начинался дождь, реку окутал туман. Она торопилась. Ей было тяжело идти по улицам, навевавшим столько воспоминаний. Джейн хотела поскорее уединиться, чтобы подумать о том, как жить дальше. Она направилась к дому, который Эдуард подарил ей за несколько лет до своей смерти. Передавая ей этот дом, он наполнил его сокровищами. У нее была богатейшая серебряная посуда, одни драпировки над кроватью стоили целое состояние. Но сейчас дом выглядел темным и мрачным. Она постучала в дверь – никто не ответил; повернув ручку, она обнаружила, что дверь открыта. Медленно, с недоумением она вошла в дом. В зале не осталось ничего из того, что в нем было.
Джейн позвала своих служанок:
– Джанет! Бесс! Анна! Где вы все? – Ее голос эхом отозвался в пустом доме. Она перебежала через зал и толкнула дверь своей любимой гостиной. Богатые портьеры были содраны, с полов исчезли ковры.
– Джанет! – снова позвала она и прислушалась к своему голосу, эхом разлетевшемуся по опустевшему дому.
Она начала понимать. Ее слуги сбежали, имущество у нее отняли. Может быть, и дом уже больше не принадлежит ей. Вероятно, он вместе со всем богатым содержимым перешел в собственность короны, ведь ее же обвинили в измене лорду протектору! Джейн медленно побрела к лестнице, присела на ступеньку, закрыла лицо руками и рассмеялась. Она, столь щедро наделенная любовью и житейскими благами, сейчас осталась без любви и без единого гроша. Она истерически разрыдалась, говоря себе, что останется в этом пустом доме, пока не умрет.
Джейн не знала, сколько времени она просидела там, в дом уже начали вползать сумерки, как вдруг послышалось какое-то движение у входа. Кто-то стоял с наружной стороны дверей, которые она оставила приоткрытыми. Джейн пристально вглядывалась в дверной проем. Дверь приоткрылась, вначале чуть-чуть, а затем распахнулась полностью. На пороге стояла женщина и смотрела на Джейн. Увидев, что Джейн тоже смотрит на нее, она вошла в холл.
– Добрый вечер, Джейн Шор.
Голос был невыразительным, в вечернем полумраке Джейн не могла рассмотреть лица женщины, но голос ей показался знакомым. Ее охватила тревога.
– Добрый вечер. Кажется, я уже слышала ваш голос. Кто вы?
– О, конечно, ты его слышала, Джейн. Я твой старый друг.
Джейн с трудом поднялась на ноги, при этом движении ее плащ упал, выдав то, что на ней нет никакой одежды, кроме юбки, в которой она совершала покаяние.
– Так, значит, они взяли и твою одежду, – проговорила женщина.
– Они взяли все… все, что у меня было.
– Тогда я правильно сделала, что пришла сюда. Женщина подошла ближе и откинула капюшон. Джейн взглянула на нее и сразу перестала думать о смерти – ее наполнило острое желание защитить себя от зла, которое у нее ассоциировалось с этой женщиной.
– Мэри Блейг! – воскликнула она.
– Не кто иной, как я, – ответила она.
Когда Джейн попыталась отойти в сторону, Мэри протянула руку и задержала ее.
– Прошу вас, оставьте меня, – быстро сказала Джейн. – Я… я сама смогу о себе позаботиться. У меня есть друзья в Лондоне.
– Я тоже твой друг. Я пришла, догадавшись, что смогу найти тебя здесь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106