ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Затем вступил женский голос, сперва поигравши руладами, а затем дополняя мотив словами.
– Я была молода,
Хороша хоть куда,
Бегал всяк за моею рукой!
Я смеялась в ответ,
Вместо «да» или «нет»
Отвечала я песней такой:
– Ступай, ступай, ступай!
Другую выбирай!
Не здесь ее ищи!
Ко мне не приставай!
Второй куплет застал Нелли уже на лестнице. Кто б там ни пел, а все лучше, чем ненарушимое безмолвие испуганных прислужниц и тоскливое безделье в роскошных комнатах без единой книги. Венедиктов не появлялся уже с неделю, и Нелли была б рада видеть даже его. Опасения, что друзья так и не разыщут ее, подтачивали душу, словно древоточец дом. Ах, безделье, навоз для цветов ядовитых!
– Я носила венец
Из разбитых сердец,
Что мне слезы мужские – вода!
Не придет, представлялось, веселью конец,
И все громче я пела тогда:
– Ступай, ступай, ступай!
Другую выбирай!
Не здесь ее ищи!
Ко мне не приставай!
Голос показался Нелли смутно знакомым. Она б уже наверное узнала его обладательницу, когда б услышала простую речь вместо пенья.
– Но один, всех милей,
Мне сказал у дверей:
«Пожалеешь, что слишком горда!
Я повыщиплю перышки птичке моей,
Больше ты не споешь никогда:
– Ступай, ступай, ступай!
Другую выбирай!
Не здесь ее ищи!
Ко мне не приставай!»
Ах, конечно же! Мелковатый утукк в зеленой ливрее почтительно распахнул перед Нелли двери. В зале было светлей обыкновенного из-за того, что парк в узких окнах сиял нешуточным уже снежным покровом. Лидия Гамаюнова, в фиалкового цвета платьи и лиловатой куафюре, сидела к Нелли в профиль. На сей раз о скромности речи не шло: в сложном сооружении из лент и кружав на голове красовался, в тон всему наряду, голландский цветок тюльпан, прежде виденный Нелли только на картинках. Вживе он, впрочем, напоминал самую скромную речную кувшинку, только что другого цвету. Разве лепестки чуть больше вытянуты, а так такой же мясистый да гладкий.
Странное дело, Гамаюнова показалась Нелли моложе, чем в предыдущие встречи. Тогда ей представлялось года двадцать два, теперь же – не более осьмнадцати.
– Он шагнул за порог,
Злая речь, как клинок,
Грудь навеки пронзила мою,
Злая песня моя, как раскаялась я,
Больше я никогда не спою:
– Ступай, ступай, ступай!
Другую выбирай!
Не здесь ее ищи!
Ко мне не приставай!
Лидия стремительно развернулась от клавир на вертящемся табурете.
– Песню сию сложила великая английская королева, – пояснила она. – Но в ней она солгала. Ни о ком не довелось ей пожалеть настолько, чтоб перестать смеяться над мужчинами. Того ради она не вышла замуж. Тебе сего не понять, девочка-мальчик, ты еще слишком дитя. Да ты и не станешь разбивать сердца, когда подрастешь, для того у тебя слишком сериозны глаза.
– А у тебя они лживы, – ответила Нелли, подходя к окну. Шары и пирамидки изуродованных ножницами садовника дерев казались слепленными из снега ребятишками. – Куда небось лживей, чем песня у той королевы.
– Ложь украшает женщину, как вуаль, скрывающая черты лица. Правдивая женщина пресна, ибо лишена тайны. Истинная женщина должна лгать всем, и прежде всего – себе самой.
– К чему? – холодно спросила Нелли, подумав при этом, что Гамаюнову неплохо бы втянуть в обстоятельный разговор. Ну как и всплывет что-нибудь полезное.
– С младенческих лет занимали меня единственно жизненные описания великих женщин, – Лидия бросила косвенный взгляд в небольшое ставенчатое зеркало на стене. – Клеопатра растворяла в своем бокале драгоценнейшие перлы и выпивала богатое состояние в несколько глотков, потому что ничто не было слишком дорого для ее красоты. За ночь, проведенную с царицей Тамарой, мужчины платили жизнью, бросаясь утром в ревущий горный поток под ее замком. Императрица Феодора поднялась по ступеням трона из смрадной норы, под звериными клетками, где влачили жалкое существование ее родители, уборщики на ипподроме. Город Троя погиб из-за Елены. Женская красота повелевает миром, где властвуют мужчины. Ты не больно-то красива, девочка, чтобы понять, как закружилась в твои годы моя голова, когда начала я думать, в чем мне превзойти прежних красавиц.
– Ну и не надумала. Войны из-за тебя уж наверное не было. – Кто же подсказывал некогда Нелли, что разозленный враг легче раскрывается? Ну конечно, Роскоф, когда демонстрировал приемы, именуемые им «дразнилками», не опасные сами по себе, но выводящие противника из терпения.
Однако разозлить Лидию не удалось.
– Ошибаешься, девочка-мальчик, я нашла способ их обойти, – торжествующе улыбнулась она, но улыбка ее сменилась тут же гримасою боли. – Но великую тяготу пришлось мне испытать прежде. Сперва одно лишь угнетало меня. До четырнадцати годов девушка напоминает бутон, все великолепие которого невозможно покуда разглядеть. С шестнадцати до двадцати понемногу раскрывается розан, являя каждый год взорам новыя лепестки. После двадцати цветок уж раскрыт, но еще долго блистает красотою. Но справедливо ли, что самая дивная пора омрачена необходимостью выделить одного поклонника из многих соперничающих, перестать быть себе полной хозяйкою? К тому ж идут дети, а от детородства расширяется талия и портятся зубы, не говоря уж о том, сколько месяцев пропадает для балов, даже если затягивать корсет до позднего сроку. О, сколь многие великолепные партии я отвергла только из-за того, что не торопилась под венец!
Нелли и самой никогда не представлялась умною перспектива завести какого-то там мужа. Маменьке-то хорошо, она шла за папеньку, а поселиться жить у вовсе чужого человека, должно быть, обременительно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205
– Я была молода,
Хороша хоть куда,
Бегал всяк за моею рукой!
Я смеялась в ответ,
Вместо «да» или «нет»
Отвечала я песней такой:
– Ступай, ступай, ступай!
Другую выбирай!
Не здесь ее ищи!
Ко мне не приставай!
Второй куплет застал Нелли уже на лестнице. Кто б там ни пел, а все лучше, чем ненарушимое безмолвие испуганных прислужниц и тоскливое безделье в роскошных комнатах без единой книги. Венедиктов не появлялся уже с неделю, и Нелли была б рада видеть даже его. Опасения, что друзья так и не разыщут ее, подтачивали душу, словно древоточец дом. Ах, безделье, навоз для цветов ядовитых!
– Я носила венец
Из разбитых сердец,
Что мне слезы мужские – вода!
Не придет, представлялось, веселью конец,
И все громче я пела тогда:
– Ступай, ступай, ступай!
Другую выбирай!
Не здесь ее ищи!
Ко мне не приставай!
Голос показался Нелли смутно знакомым. Она б уже наверное узнала его обладательницу, когда б услышала простую речь вместо пенья.
– Но один, всех милей,
Мне сказал у дверей:
«Пожалеешь, что слишком горда!
Я повыщиплю перышки птичке моей,
Больше ты не споешь никогда:
– Ступай, ступай, ступай!
Другую выбирай!
Не здесь ее ищи!
Ко мне не приставай!»
Ах, конечно же! Мелковатый утукк в зеленой ливрее почтительно распахнул перед Нелли двери. В зале было светлей обыкновенного из-за того, что парк в узких окнах сиял нешуточным уже снежным покровом. Лидия Гамаюнова, в фиалкового цвета платьи и лиловатой куафюре, сидела к Нелли в профиль. На сей раз о скромности речи не шло: в сложном сооружении из лент и кружав на голове красовался, в тон всему наряду, голландский цветок тюльпан, прежде виденный Нелли только на картинках. Вживе он, впрочем, напоминал самую скромную речную кувшинку, только что другого цвету. Разве лепестки чуть больше вытянуты, а так такой же мясистый да гладкий.
Странное дело, Гамаюнова показалась Нелли моложе, чем в предыдущие встречи. Тогда ей представлялось года двадцать два, теперь же – не более осьмнадцати.
– Он шагнул за порог,
Злая речь, как клинок,
Грудь навеки пронзила мою,
Злая песня моя, как раскаялась я,
Больше я никогда не спою:
– Ступай, ступай, ступай!
Другую выбирай!
Не здесь ее ищи!
Ко мне не приставай!
Лидия стремительно развернулась от клавир на вертящемся табурете.
– Песню сию сложила великая английская королева, – пояснила она. – Но в ней она солгала. Ни о ком не довелось ей пожалеть настолько, чтоб перестать смеяться над мужчинами. Того ради она не вышла замуж. Тебе сего не понять, девочка-мальчик, ты еще слишком дитя. Да ты и не станешь разбивать сердца, когда подрастешь, для того у тебя слишком сериозны глаза.
– А у тебя они лживы, – ответила Нелли, подходя к окну. Шары и пирамидки изуродованных ножницами садовника дерев казались слепленными из снега ребятишками. – Куда небось лживей, чем песня у той королевы.
– Ложь украшает женщину, как вуаль, скрывающая черты лица. Правдивая женщина пресна, ибо лишена тайны. Истинная женщина должна лгать всем, и прежде всего – себе самой.
– К чему? – холодно спросила Нелли, подумав при этом, что Гамаюнову неплохо бы втянуть в обстоятельный разговор. Ну как и всплывет что-нибудь полезное.
– С младенческих лет занимали меня единственно жизненные описания великих женщин, – Лидия бросила косвенный взгляд в небольшое ставенчатое зеркало на стене. – Клеопатра растворяла в своем бокале драгоценнейшие перлы и выпивала богатое состояние в несколько глотков, потому что ничто не было слишком дорого для ее красоты. За ночь, проведенную с царицей Тамарой, мужчины платили жизнью, бросаясь утром в ревущий горный поток под ее замком. Императрица Феодора поднялась по ступеням трона из смрадной норы, под звериными клетками, где влачили жалкое существование ее родители, уборщики на ипподроме. Город Троя погиб из-за Елены. Женская красота повелевает миром, где властвуют мужчины. Ты не больно-то красива, девочка, чтобы понять, как закружилась в твои годы моя голова, когда начала я думать, в чем мне превзойти прежних красавиц.
– Ну и не надумала. Войны из-за тебя уж наверное не было. – Кто же подсказывал некогда Нелли, что разозленный враг легче раскрывается? Ну конечно, Роскоф, когда демонстрировал приемы, именуемые им «дразнилками», не опасные сами по себе, но выводящие противника из терпения.
Однако разозлить Лидию не удалось.
– Ошибаешься, девочка-мальчик, я нашла способ их обойти, – торжествующе улыбнулась она, но улыбка ее сменилась тут же гримасою боли. – Но великую тяготу пришлось мне испытать прежде. Сперва одно лишь угнетало меня. До четырнадцати годов девушка напоминает бутон, все великолепие которого невозможно покуда разглядеть. С шестнадцати до двадцати понемногу раскрывается розан, являя каждый год взорам новыя лепестки. После двадцати цветок уж раскрыт, но еще долго блистает красотою. Но справедливо ли, что самая дивная пора омрачена необходимостью выделить одного поклонника из многих соперничающих, перестать быть себе полной хозяйкою? К тому ж идут дети, а от детородства расширяется талия и портятся зубы, не говоря уж о том, сколько месяцев пропадает для балов, даже если затягивать корсет до позднего сроку. О, сколь многие великолепные партии я отвергла только из-за того, что не торопилась под венец!
Нелли и самой никогда не представлялась умною перспектива завести какого-то там мужа. Маменьке-то хорошо, она шла за папеньку, а поселиться жить у вовсе чужого человека, должно быть, обременительно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205