ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Кто знает, сколько столетий странствовала сия безделка, в скольких руках перебывала? Верно, дикому она служила чем-то вроде талисмана, сиречь амулета. Завтрашний день мы возьмем на сборы и, коли ты не разболеешься, Нелли, тронемся в обратный путь.
– С чего я разболеюсь? – Нелли смело вскинула глаза на отца Модеста, чье лицо казалось красным сквозь разделяющее их пламя, а седины были розовы. В глазах его плясали багряные искорки.
– Да хоть бы с этой белены, – отец Модест засмеялся, и эмаль его зубов блеснула пунцовыми бликами. – Сидишь на ярком свету, разве в костер не лезешь, а зрачки-то вона как расширены! Гляньте, как забавно, Филипп – Нелли нонче черноглазая! Чем ты ее накормила, Прасковия?
Роскоф, задумчиво ворошивший костер кривой палкою, кинул грозный взгляд на Парашу.
– Надобно было прознать Кощееву смерть иль не надобно? – вскинула подбородок Нелли. – Или мы для плезиру сюда путь держали?
– Нет, маленькая Нелли, не для плезиру. Только я б такого вам не разрешил, кабы, дурень, вовремя спохватился. Ты б вить все одно не отступилась, Нелли, не мытьем, так катаньем. Зелья штука страшная, вспомни хоть Танатова.
– Сами же, батюшка, говорили в монастыре, что мы с Катькою должны барышне помочь, – обиделась Параша.
– Не единственный то был путь для помощи, ну да ладно, – отец Модест вздохнул.
– Отче, а что станется с Игнотусом? – спросил Роскоф. – Его-то небось не имеет смыслу продавать монгольцам, больно уж он того, хорошо с ними ладит.
– Он умрет, – ответил отец Модест безразличным тоном. – Только не тут, а в Москве.
– Тащить его в Москву, чтоб там убить? – Катя присвистнула.
– Не убить, а казнить, Катерина, ибо убийство есть произвол, а казнь – закон. Зачем его тащить, сам доедет.
– Один?! – Нелли поворотилась столь резво, что отливающий багрянцем черный сук, угодивши под ее сапог, оборотился рычагом, и на ее одежду обрушился целый фейерверк алых головешек.
– Да чего ж ты творишь? – Параша, вскочив, отряхнула подол.
– А тебе уж терять нечего, небось новое платье справлять в Барнауле, – Катя, озорно сверкнув глазами, вытащила голыми перстами два алых угля, завалившиеся за обшлаг Неллиного рукава.
– Ох, Нелли, худо ж ты поняла, что такое Нифонт, – усмехнулся отец Модест. – Много скопилось в его дому вещей наподобие тех зеркал, а еще больше недобрых знаний в памяти их рода. Он проникнет в самое средоточие разума Танатова, он начертает там свою волю железными буквами. И та воля суть воля Воинства. Танатов не должен сгинуть в сих краях, ибо тогда за ним придут другие. Он воротится в столицы и развеет все подозрения относительно сих пределов. Он станет доказывать ошибку свою, говорить, что тайный союз священнический – пустые сказки. Затем он переберет бумаги, что у него есть, так, что, коли в другой раз заподозрят правду, нас пустятся искать в каком другом месте. Мне так по душе дикий Кавказ – пускай там и рыскают. Коли надо, он сам составит нужные записки, чтоб следующие охотники искали на Кавказе. А затем он умрет.
– Как? – быстро спросила Катя.
– Повесится, подобно Иуде, Лютеру и прочим христопродавцам. Нифонту тем проще будет его принудить ко всему тому, что теперь бедняга решительно раздавлен. Вы, Филипп, знаете, что каменщики подобны термитам либо осам – опасны и сильны числом. В какой бы тюрьме не оказался каменщик, в какую бы даль не заехал – он допрежь всего рыщет глазами в поисках своего брата. И всегда находит оного. Здесь же искать некого – и привыкший к круговой поруке с младых ногтей человек растерян. Сил душевных опереться на себя самого у него недостает. Его беда, не наша! – Отец Модест, глядевший на Роскофа, теперь обвел строгими глазами трех подруг. – Вы вправе были о том знать, дети, но теперь забудьте Игнотуса навсегда. Он не стоит, чтоб о нем помнить.
Устав от жара пляшущих языков, Нелли закинула лицо к небу. Звезды, крупные, как ягоды, были ярки, небывало ярки для России. Казалось, им тяжело на черном своем пологе, еще немного, и их сверкающий хрусталь начнет падать на землю ослепительным дождем. Ледяная тоска сжала ее сердце, словно чья-то безжалостная ладонь, – а разжимать не торопилась, все держала и давила.
И поутру ледяная ладонь не разжалась – хотя за хлопотами объятие ее ощущалось слабее. А хлопот вышло немало. Каким-то непостижимым образом вся Крепость уж знала поутру, что Нелли уедет. Перевидаться напоследок заходили почти все, и кабы не было известно, что изрядную часть пути странники пройдут пешком по непрохожим местам, их погребли бы под грудою прощальных подарков. Но все ж досталась Нелли китайская куколка размером с ладонь, в сплошь шитом шелковой гладью платьице и с бриллиантиками в глазах. Кате достался костяной веер, а Параше зеленый с золотом платок, легко умещавшийся в кулаке.
Одним из первых к Нелли забежал Сирин, впрочем просидевший недолго.
– Надобно успеть порадовать письмами вотчима и прочих, а главное стряпчего, кому поручу управленье моим имуществом, – весело пояснил он. – Княсь Андрей сказал, что придут мои эпистолы якобы из Тавриды. Я вить проживу здесь год-другой, покуда не устроятся мои дела. Сдается мне – еще и покуда здешние решительно уверятся, что я никого не выдам. Ну да Бог с этим совсем – я не в обиде. Уж больно любопытно тут пожить, да и сменить дурные знания настоящими. Только одно знай, мальчик с девичьим именем, девочка в мальчишеском наряде, – Сирин, не отводя от Нелли глаз, прижал левую руку к сердцу, а правой коснулся руки Нелли, – я твой должник по гроб жизни. Ласкаюсь встретиться с тобою вновь и оказаться полезну.
– Глядишь и встретимся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205
– С чего я разболеюсь? – Нелли смело вскинула глаза на отца Модеста, чье лицо казалось красным сквозь разделяющее их пламя, а седины были розовы. В глазах его плясали багряные искорки.
– Да хоть бы с этой белены, – отец Модест засмеялся, и эмаль его зубов блеснула пунцовыми бликами. – Сидишь на ярком свету, разве в костер не лезешь, а зрачки-то вона как расширены! Гляньте, как забавно, Филипп – Нелли нонче черноглазая! Чем ты ее накормила, Прасковия?
Роскоф, задумчиво ворошивший костер кривой палкою, кинул грозный взгляд на Парашу.
– Надобно было прознать Кощееву смерть иль не надобно? – вскинула подбородок Нелли. – Или мы для плезиру сюда путь держали?
– Нет, маленькая Нелли, не для плезиру. Только я б такого вам не разрешил, кабы, дурень, вовремя спохватился. Ты б вить все одно не отступилась, Нелли, не мытьем, так катаньем. Зелья штука страшная, вспомни хоть Танатова.
– Сами же, батюшка, говорили в монастыре, что мы с Катькою должны барышне помочь, – обиделась Параша.
– Не единственный то был путь для помощи, ну да ладно, – отец Модест вздохнул.
– Отче, а что станется с Игнотусом? – спросил Роскоф. – Его-то небось не имеет смыслу продавать монгольцам, больно уж он того, хорошо с ними ладит.
– Он умрет, – ответил отец Модест безразличным тоном. – Только не тут, а в Москве.
– Тащить его в Москву, чтоб там убить? – Катя присвистнула.
– Не убить, а казнить, Катерина, ибо убийство есть произвол, а казнь – закон. Зачем его тащить, сам доедет.
– Один?! – Нелли поворотилась столь резво, что отливающий багрянцем черный сук, угодивши под ее сапог, оборотился рычагом, и на ее одежду обрушился целый фейерверк алых головешек.
– Да чего ж ты творишь? – Параша, вскочив, отряхнула подол.
– А тебе уж терять нечего, небось новое платье справлять в Барнауле, – Катя, озорно сверкнув глазами, вытащила голыми перстами два алых угля, завалившиеся за обшлаг Неллиного рукава.
– Ох, Нелли, худо ж ты поняла, что такое Нифонт, – усмехнулся отец Модест. – Много скопилось в его дому вещей наподобие тех зеркал, а еще больше недобрых знаний в памяти их рода. Он проникнет в самое средоточие разума Танатова, он начертает там свою волю железными буквами. И та воля суть воля Воинства. Танатов не должен сгинуть в сих краях, ибо тогда за ним придут другие. Он воротится в столицы и развеет все подозрения относительно сих пределов. Он станет доказывать ошибку свою, говорить, что тайный союз священнический – пустые сказки. Затем он переберет бумаги, что у него есть, так, что, коли в другой раз заподозрят правду, нас пустятся искать в каком другом месте. Мне так по душе дикий Кавказ – пускай там и рыскают. Коли надо, он сам составит нужные записки, чтоб следующие охотники искали на Кавказе. А затем он умрет.
– Как? – быстро спросила Катя.
– Повесится, подобно Иуде, Лютеру и прочим христопродавцам. Нифонту тем проще будет его принудить ко всему тому, что теперь бедняга решительно раздавлен. Вы, Филипп, знаете, что каменщики подобны термитам либо осам – опасны и сильны числом. В какой бы тюрьме не оказался каменщик, в какую бы даль не заехал – он допрежь всего рыщет глазами в поисках своего брата. И всегда находит оного. Здесь же искать некого – и привыкший к круговой поруке с младых ногтей человек растерян. Сил душевных опереться на себя самого у него недостает. Его беда, не наша! – Отец Модест, глядевший на Роскофа, теперь обвел строгими глазами трех подруг. – Вы вправе были о том знать, дети, но теперь забудьте Игнотуса навсегда. Он не стоит, чтоб о нем помнить.
Устав от жара пляшущих языков, Нелли закинула лицо к небу. Звезды, крупные, как ягоды, были ярки, небывало ярки для России. Казалось, им тяжело на черном своем пологе, еще немного, и их сверкающий хрусталь начнет падать на землю ослепительным дождем. Ледяная тоска сжала ее сердце, словно чья-то безжалостная ладонь, – а разжимать не торопилась, все держала и давила.
И поутру ледяная ладонь не разжалась – хотя за хлопотами объятие ее ощущалось слабее. А хлопот вышло немало. Каким-то непостижимым образом вся Крепость уж знала поутру, что Нелли уедет. Перевидаться напоследок заходили почти все, и кабы не было известно, что изрядную часть пути странники пройдут пешком по непрохожим местам, их погребли бы под грудою прощальных подарков. Но все ж досталась Нелли китайская куколка размером с ладонь, в сплошь шитом шелковой гладью платьице и с бриллиантиками в глазах. Кате достался костяной веер, а Параше зеленый с золотом платок, легко умещавшийся в кулаке.
Одним из первых к Нелли забежал Сирин, впрочем просидевший недолго.
– Надобно успеть порадовать письмами вотчима и прочих, а главное стряпчего, кому поручу управленье моим имуществом, – весело пояснил он. – Княсь Андрей сказал, что придут мои эпистолы якобы из Тавриды. Я вить проживу здесь год-другой, покуда не устроятся мои дела. Сдается мне – еще и покуда здешние решительно уверятся, что я никого не выдам. Ну да Бог с этим совсем – я не в обиде. Уж больно любопытно тут пожить, да и сменить дурные знания настоящими. Только одно знай, мальчик с девичьим именем, девочка в мальчишеском наряде, – Сирин, не отводя от Нелли глаз, прижал левую руку к сердцу, а правой коснулся руки Нелли, – я твой должник по гроб жизни. Ласкаюсь встретиться с тобою вновь и оказаться полезну.
– Глядишь и встретимся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205