Кроме того, по его словам, большевики в переговорах с лидерами советского большинства сами изъявили готовность «подчиниться воле большинства Советов», что они готовы «завтра же» принять все меры, чтобы потушить восстание, «вспыхнувшее помимо их желания, без их санкции». Со скрытой угрозой он заявил, что все принятые правительством меры к подавлению восстания только «раздражают массы» и что вообще я своим вмешательством лишь «мешаю представителям большинства Советов успешно вести переговоры с большевиками о ликвидации восстания». Во всем этом чувствовалась рука Каменева: не говоря ни слова, я вышел в соседнюю комнату, где проходило заседание правительства, и зачитал текст резолюции. Затем я изложил суть нашего разговора с Даном. Нетрудно представить себе реакцию моих коллег. Я вернулся в комнату, где сидели члены делегации, и возвратил Дану документ, соответственно прокомментировав эту бессмысленную и преступную резолоцию».
Обескураженные и огорченные таким приемом в Зимнем дворце Дан и Гоц к 12 часам ночи появились в Смольном, где, к своему удивлению, заметили Ленина, покинувшего свою конспиративную квартиру на Выборгской стороне, чтобы руководить восстанием. Именно после его прихода в Смольный последовало занятие Балтийского, Варшавского, Николаевского и Царскосельского вокзалов, Центрального телеграфа, Главного почтамта и Петроградского телеграфного агентства и т. д. В это время ЦИК Советов предпринял отчаянную попытку удержать столичный гарнизон от активного участия в вооруженном восстании: от его имени во все воинские части по телефону было передано содержание принятой Предпарламентом резолюции, предлагавшей Временному правительству издать декрет о передаче земель в ведение земельных комитетов и обратиться к союзникам с предложением начать мирные переговоры. Однако в телефонограмме ничего не говорилось о том, что эти требования были уже отвергнуты Керенским. На состоявшемся в ночь на 25 октября в Зимнем дворце совещании у Керенского с участием главнокомандующего округом Полковникова и начальника штаба Багратуни комиссар ЦИК Малевский признал, что все попытки отговорить солдат от выступления, в том числе и посещение воинских частей представителями ЦИК, не дали никаких результатов.
Оставалась еще слабая надежда на казаков, и в казармы Донских полков направляется срочная телефонограмма, подписанная начальником штаба округа Багратуни и комиссаром ЦИК Малевским: «Главковерх приказал 1-му, 4-му, 14-му Донским казачьим полкам, во имя свободы, чести и славы родной земли, выступить на помощь ЦИК Советов, революционной демократии, Временного правительства, для спасения гибнущей России». Однако казаки ответили, что они исполнят приказ, если выступит и пехота. Керенский обещал дать и пехоту, но она, по свидетельству самого «главковерха», «упорно не появлялась». В свою очередь казаки «упорно отсиживались в своих казармах» и на все телефонные звонки отвечали, что они скоро «все выяснят» и «начнут седлать лошадей». В конце концов казаки заявили, что не хотят быть живыми мишенями. Утром 25 октября генерал Багратуни в разговоре по прямому проводу с главнокомандующим Северным фронтом Черемисовым был вынужден признать, что казаки отказались выполнить приказ Керенского о выступлении для поддержки Временного правительства.
Утратив полностью контроль над столичным гарнизоном, главнокомандующий Петроградским военным округом Г. П. Полковников направил в 10 часов 15 минут 25 октября в Ставку следующую телеграмму: «Доношу, что положение в Петрограде угрожающее. Уличных выступлений, беспорядков нет, но идет планомерный захват учреждений, вокзалов, аресты. Никакие приказы не выполняются. Юнкера сдают караулы без сопротивления, казаки, несмотря на ряд приказаний, до сих пор из своих казарм не выступили. Сознавая всю ответственность перед страною, доношу, что Временное правительство подвергается опасности потерять полностью власть, причем нет никаких гарантий, что не будет сделано попытки к захвату Временного правительства».
Временное правительство доживало свои последние часы, и Керенский со своим обостренным чувством опасности понял это раньше и лучше других. Когда вызванный к 10 часам утра в Главный штаб министр юстиции П. Н. Малянтович туда приехал, он застал председателя правительства уже на выходе. «Керенский был в широком сером драповом пальто английского покроя и в серой шапке, которую он всегда носил - что-то среднее между фуражкой и спортивной шапочкой, - писал Малянтович. - Лицо человека, не спавшего много ночей, бледное, страшно измученное и постаревшее. Смотрел прямо перед собой, ни на кого не глядя, с прищуренными веками, помутневшими глазами, затаившими страдание и сдержанную тревогу… Кто-то доложил, что автомобили поданы. Оказывается, один из двух автомобилей был предоставлен Керенскому, по его просьбе, одним из союзнических посольств, по-видимому, автомобильная база уже не была в распоряжении правительства. Керенский наскоро пожал всем руки. Итак, Александр Иванович, остаетесь заместителем министра-председателя, сказал он обращаясь к Коновалову, и быстрыми шагами вышел из комнаты… С этого момента мы больше не видели Керенского…».
Днем 25 октября революционные силы приступили к разработанной полевым штабом восстания операции по окружению и захвату Зимнего дворца. В соответствии с этим планом Павловский полк вместе с красногвардейцами и при поддержке двух броневиков и двух автомобилей с зенитными орудиями заняли участок от Миллионной улицы по Мошкову переулку и по Большой Конюшенной до Невского проспекта, где затем выставили свои заставы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139