– Теперь мне можно пошевелиться? – Мередит сел на кровати и потер правое плечо. – Полагаю, ты закончил?
– На сей момент – да.
– Момент! Мне он показался веком. – Уоллис покраснел, и Мередит поспешил прибавить: – Не подумай только, что я возражаю. Мне очень нравится. Такой восхитительный способ провести утро. А потом, через несколько дней, я приду к тебе в мастерскую, ты меня нарядишь и сделаешь маленькую картину маслом. Правильно я говорю? – Уоллис кивнул. – И это будет тоже восхитительно. Потом ты перенесешь эту маленькую картину на большой холст. Пройдет несколько недель, или даже месяцев, и картина будет готова. Снова восхитительно. – Уоллис с любопытством рассматривал свет, падавший Мередиту на лицо, и вот он взял чистый лист рисовальной бумаги и принялся за новый эскиз. Но пока Мередит продолжал, он улыбался. – Это будет очень мило, только не нужно рассуждать о реальности. Ты создашь костюмированную драму, трагическую сцену, достойную Друри-Лейна. Театр Друри-Лейн – старейший английский театр, открытый в 1663 г. В 1674 г. после пожара был перестроен знаменитым архитектором Кристофером Реном. В 1809 г. театр снова сгорел, и новое здание открыли в 1812 г.

Эти твои зримые вещи – сценические подпорки, сущая бутафория.
– Замри! – Уоллис взмахнул своим мелом. – Замри в таком положении! Закрой глаза и ни о чем не думай. Освободи свой ум, пока я тебя буду рисовать.
– Нет ничего легче.
Уоллис молча работал, а Мередит, казалось, погрузился в сон, и тишину нарушало лишь сердитое жужжанье мухи, тщетно пытавшейся вылететь через закрытое окно. Но неожиданно раздался стук в дверь, и художник, раздосадованный таким вторжением, громко крикнул:
– Кто там? – Через некоторое время они оба услышали какие-то приглушенные звуки, словно кто-то доверительно беседовал с самой дверью. Кто там? – снова выкликнул Уоллис.
Дверь тихонько приоткрылась, и из-за нее показался кончик чьего-то носа. Мередит сел и громко расхохотался.
– Свинка, милая Свинка, входи же!
Та осторожно вошла.
– Извините меня, сэры. Я не знала, одемшись ли вы, и поэтому сказала ей обождать. – Она мотнула головой куда-то в сторону лестницы.
– Свинка, милая Свинка, ты случайно не родственница Фрэнсису Бэкону?
– Я из Троттеров, сэр. Троттеры из Хаммерсмита, вот кто мы есть. – Она слегка расправила чепец и взглянула на Мередита, словно ожидая, что тот с ней не согласится. – И я рада сказать, все мы, Троттеры, в прислугах. Потом она вспомнила, зачем явилась к Уоллису. – Там внизу какая-то дама любезнейше желает подняться к вам, если вы благоволите, сэр. Изволите, чтоб я ее отвела прямо сюда, или оставить ее там, где она сейчас?
– Она не назвалась? – спросил он, и в этот самый миг в комнату вошла Мэри Эллен Мередит.
Уоллис от неожиданности вскочил с табуретки, и его рисовальная доска полетела на пол.
– Простите, – сказала Мэри. – Кажется, я пришла не вовремя, как всегда.
– Нет. Вовсе нет. Нет. – Уоллис со Свинкой принялись ползать на коленях по полу, соревнуясь друг с другом в попытках подобрать наброски, соскользнувшие с доски. – Мы уже все закончили. – Уоллис махнул Свинке рукой, чтобы та ушла. Она поднялась, оглядела всех по очереди и удалилась из комнаты.
Мередит лежал на кровати, сложив руки под головой, и улыбался своей жене.
– Извини меня, дорогая, мне нельзя шевелиться. Я ведь мертвый или умирающий поэт.
– Знаю. Вернее, я знаю, что ты его изображаешь. – Она повернулась к Уоллису, который уже поднялся с пола и теперь, склонив голову, приводил свои наброски в порядок.
– Мой муж – образцовый натурщик, мистер Уоллис?
– Ну… – Уоллис взглянул на нее в смущении.
– По крайней мере, я образцовый поэт. Я притворяюсь, что я – это другой.
– Так вот эта знаменитая чердачная каморка. – Казалось, она не обращает внимания на мужа, но Уоллис заметил, как нервно она поигрывает ниткой янтаря на запястье; она крутила ее вокруг руки, и падавший из окна солнечный свет переливался по бусинам, разбрасывая цветные вспышки по тесной комнатенке.
– Подумай только обо всех страстях, что бушевали здесь, дорогая. И вот на этой самой кровати.
– А я думала, ты мертвец, Джордж.
– Вот видишь, и мертвецы иногда разговаривают.
– Можно мне взглянуть на наброски, мистер Уоллис? – Она поспешно повернулась к художнику. Пока она рассматривала работы, выполненные им за это утро, он стоял рядом.
– Видите, – говорил он, – как падает тень. Но простите меня.
– Простить вас? Простить за что? – Она произнесла это невольно, продолжая поигрывать янтарным браслетом.
– Полагаю, вы все уже знаете о таких вещах. Джордж так щедр на слова…
– Нет, поверьте, я ничего не знаю. Джордж никогда не говорит о серьезных вещах. Со мной, во всяком случае. – Она изучала набросок, изображавший ее мужа мертвым на постели.
Пока они беседовали вдвоем, Мередит снова принял позу Чаттертона и, искривив шею еще более неудобным образом, прошептал своей жене:
– Почему бы тебе не посмотреть на великий подлинник, вместо того чтобы сверлить взглядом оттиски с него?
– Джордж, ты же всегда советовал мне доверяться именно первому взгляду.
Все трое рассмеялись над этими словами, и громче всех сам Мередит.
– Но разве я не тот предмет, который мог бы воспламенить твою душу? Ведь я, как говорит Генри, так реалистичен.
– Да ты едва ли вовсе реален, – она говорила очень мягким тоном, продолжая изучать рисунки.
– Так ты находишь меня неестественным, дорогая?
– Ты куда естественнее на бумаге.
– На моей – или на этих набросках?
– И там, и здесь.
– Так значит, я – фальшивка, а мои сочинения – нет?
– Этот вопрос ты должен задать своему зеркалу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103