Но довольно сумасбродств, расскажите мне лучше, что случилось в замке и почему эти люди гнались за вами.
— Я расскажу вам все, ибо вы не отталкиваете меня, вы принимаете мою любовь! — торжествуя, воскликнул Рауль.
— Ничего я не принимаю, — со смехом отвечала графиня. — Вы осыпали меня признаниями в любви, хотя мы даже не знакомы.
— Я знаю вас!
— Вы едва могли разглядеть меня ночью, при свете фонаря.
— Но разве я не видел вас накануне при свете солнца? У меня была возможность восхититься вашим мужественным поведением во время отвратительного судилища в замке д'Этиг.
Она сразу стала очень серьезной:
— Вот как, значит, вы были при этом?
— Я был там и знаю все! — сказал он пылко. — Дочь Калиостро, мы с вами знакомы. Наполеон Первый играл с вами, когда вы были ребенком. Вы предали Наполеона Третьего, служили Бисмарку и пережили вместе с бравым генералом Буланже крах его авантюры. Вы купаетесь в источнике вечной молодости и любви. Вам сто лет… и я люблю вас!
Крохотная морщинка прорезала ее лоб, она повторяла:
— Вы были там, я так и думала… Как я настрадалась из-за них, этих ничтожеств! Значит, вы слышали их гнусные обвинения?…
— Я слышал всякую чушь и видел сборище сумасшедших, ненавидящих вас так, как тьма ненавидит свет. Но все это сплошная чепуха и нелепица, не будем сейчас говорить об этом. Я верю, я хочу верить в вашу вечную молодость, я верю, что вы способны творить чудеса. Я хочу верить, что вы никогда не умрете и никогда не умрет моя любовь к вам. А вы сами — фея, живущая в стволе зачарованного тиса!
Ее чело прояснилось, уже успокоенная, она кивнула головой:
— У меня с утра было предчувствие, что этот день принесет удачу.
— Говорю же вам, что это просто чудо: недели, месяцы могли уйти на бесплодные поиски этого самого подсвечника, а я нашел его за несколько минут, стоило только захотеть. А все потому, что я думал о том, как обрадуетесь вы, увидев ветвь семисвечника.
— Что вы сказали? Вы нашли ее? — спросила она пораженно.
— Да, вот она, берите!
Жозефина Бальзамо схватила и принялась лихорадочно рассматривать со всех сторон изогнутый кусок бронзы, покрытый толстым слоем налета. На его чуть приплюснутом конце был прикреплен большой фиолетовый камень.
— Это он, — прошептала Жозефина. — Нет ни малейшего сомнения. Не могу передать, как я вам признательна!
Рауль в сжатых и точных выражениях живописал поле битвы. Молодая женщина не могла прийти в себя от удивления:
— Но как вы догадались? Почему решили взяться именно за девятую колонну? Это был случайный выбор?
— Напротив, точный расчет, — возразил Рауль. — Одиннадцать колонн балюстрады были построены до XVII века, и лишь одна — позже.
— Как вы узнали?
— Кирпич, из которого сложены остальные одиннадцать колонн, размерами и формой принадлежит другой эпохе, и только девятая колонна сложена из кирпича, который до сих пор используется в строительстве. Следовательно, именно эта колонна была разрушена, а потом построена заново. Зачем? На этот вопрос я и ответил.
Жозефина долго хранила молчание, потом медленно произнесла:
— Поразительно, просто поразительно! Я бы никогда не подумала, что можно добиться успеха в столь сложном деле, и так быстро! Я считала, что все уже потеряно… Это в самом деле похоже на чудо.
— Чудо любви, — подхватил Рауль.
Карета мчалась со скоростью, удивительной для худых лошадок, чью прыть не умеряли ни подъемы, ни спуски. По сторонам проносились и исчезали, как мираж, реки, поля, долины…
— Боманьян был с ними? — спросила графиня.
— Не был — к своему счастью.
— К счастью?
— Ну да, ведь я придушил бы его собственными руками, такое отвращение он у меня вызывает.
— У меня тем более, — произнесла она сурово.
— Но вы, кажется, не всегда ненавидели его, — Рауль не удержался, снедаемый ревностью.
— Ложь и клевета — вот его оружие, — промолвила Жозефина Бальзамо. — Боманьян — отъявленный лжец. К тому же сейчас он вне себя, гордость его уязвлена тем, что я отвергла его любовь. И потому он решил убить меня.
Рауль вновь пал перед ней на колени в порыве восторга:
— Значит, вы его никогда не любили? Как я счастлив! Какая радость освободиться от мук ревности! В самом деле, как я мог подозревать Жозефину Бальзамо в том, что она влюблена в какого-то ничтожного Боманьяна! — Он смеялся и бил в ладоши: — А знаете, я не буду больше называть вас Жозефиной, это имя вам не идет. Не угодно ли вам, сударыня, впредь именоваться Жозиной? Жозина, просто Жозина — так некогда обращался к вам сам Наполеон Бонапарт, так звала вас ваша мать, Евгения Богарне. Вы — Жозина, моя Жозина…
— Соблюдайте приличия, сударь! Прежде всего я требую уважения к себе, — говорила она, улыбаясь его ребячеству. — Я не ваша Жозина.
— Приличия! Уважение! Я преисполнен этих добродетелей. Мы вдвоем, совсем рядом, вы в моей власти — а я распростерт перед вами, как молящийся у ног идола. И я боюсь! Я трепещу! И если вы протянете мне руку, я просто не осмелюсь ее поцеловать…
Глава VI
ПОЛИЦЕЙСКИЕ И ЖАНДАРМЫ
Графиня Калиостро поймала Рауля на слове и тотчас подвергла его испытанию, протянув ему руку для поцелуя. Молодой человек и вправду вел себя необыкновенно учтиво и почтительно, стараясь не утомлять графиню любовными излияниями. Слушала ли она его? Иногда да, как взрослые слушают ребенка, наивно делящегося своими чистыми мыслями и переживаниями. Но иногда она вдруг замыкалась в отчужденном молчании, огорчавшем Рауля. Наконец он воскликнул:
— О, говорите же со мной, прошу вас! Я пытаюсь весело сказать вам то, о чем никогда не осмелился бы говорить всерьез. Я сам не знаю, что болтаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62