— Он влез…За окном на карнизе что-то скрипнуло. Потом послышались какие-то непонятные звуки. У доктора и Жанны возникло ощущение, что окно открылось шире: оттуда сильней потянуло холодным воздухом.И вдруг они почувствовали: в комнате кто-то есть.Доктор, рука которого все-таки немножко дрожала, сжал револьвер. Но тем не менее он даже не шелохнулся, помня данный ему приказ и боясь нарушить его.В комнате было темно, хоть глаз выколи. Ни доктор, ни девушка не видели, где их враг. Но они чувствовали его присутствие. Они слышали каждое его движение, слышали, как он мягко ступает по ковру, и ничуть не сомневались, что он уже в комнате.Враг остановился. В этом они были уверены. Он замер шагах в пяти от кровати, может, в нерешительности, может, стараясь приучить глаза к темноте.Жанну, руку которой держал доктор, била мелкая дрожь; кожа была ледяная и в испарине.В правой руке доктор судорожно сжимал пистолет, держа палец на спусковом крючке. Несмотря на данное слово, он решил выстрелить наугад, если убийца приблизится к самой кровати.А тот сделал еще один шаг и опять остановился. О, как чудовищна эта тишина, эта безысходность, этот мрак, в котором люди ожесточенно выслеживают друг друга!Но кто скрывается в ночной темноте? Кто этот человек? Что за свирепая ненависть побуждает его напасть на молодую девушку, и какую страшную цель преследует он?И хотя Жанна и доктор были испуганны, думали они лишь об одном: узнать правду, увидеть обличье врага.А тот сделал еще шаг и застыл. Им чудилось: его черный силуэт вырисовывается в темноте, он медленно поднимает руку.Прошла минута, вторая.Внезапно где-то справа от этого человека раздался сухой треск. Вспыхнул свет и, направленный на стоящего резко озарил его лицо.Жанна душераздирающе вскрикнула. Она увидела поднятый над нею кинжал в руке… своего отца!И почти в тот же миг, когда вспыхнул свет, прогремел выстрел. Доктор нажал на спусковой крючок.— Не смейте стрелять, черт вас возьми! — заорал Люпен.Он схватил доктора в охапку, а тот бормотал:— Вы видели? Видели? Слышите? Он убегает.— Ну и пускай. Это самое лучшее, что он может сделать.Люпен вновь нажал на кнопку электрического фонарика, выбежал в туалетную комнату, убедился, что убийца бежал, и, спокойно возвратясь к столу, зажег лампу.Жанна, белая как полотно, лежала без сознания на кровати. Доктор, съежившись в кресле, выдавливал из себя какие-то нечленораздельные звуки.— Ну, ну, придите в себя, — усмехнулся Люпен. — Он убежал, можно не беспокоиться.— Ее отец, ее отец… — простонал старик врач.— Доктор, мадемуазель Дарсье в обмороке. Прошу вас, займитесь ею.Произнеся это, Люпен вышел в туалетную комнату и вылез на карниз. К нему была приставлена лестница. Люпен быстро спустился по ней. Пройдя шагов двадцать вдоль стены, он нащупал перекладину веревочной лестницы и взобрался в комнату г-на Дарсье. Она была пуста.— Превосходно, — пробормотал Люпен. — Клиент счел, что дело худо, и смылся. Счастливого пути! Дверь, конечно, забаррикадирована? Точно. Значит, наш больной, облапошивший добряка доктора, восстал в полном здравии, привязал к балкону веревочную лестницу и приготовился завершить свои делишки. Неплохо, господин Дарсье.Отперев дверь, Люпен вернулся к комнате Жанны. Вышедший оттуда доктор отвел его в маленький зал.— Она спит, не тревожьте ее. Потрясение было слишком сильным, и необходимо время, чтобы она пришла в себя.Люпен налил из графина стакан воды и выпил. Потом сел и спокойно сообщил:— Завтра все пройдет.— Что вы говорите?— Я говорю, что завтра все пройдет.— Почему?— Во-первых, потому, что, как мне кажется, мадемуазель Дарсье не испытывает к своему отцу слишком горячих чувств.— Ну и что? Да вы только подумайте: отец хотел убить свою дочь! Отец, который в течение нескольких месяцев четыре, нет, пять, шесть раз покушался на ее жизнь! Разве это не удар даже для человека с менее чувствительной душой, чем у Жанны? Какое ужасное воспоминание!— Она забудет.— Такое не забывается.— Забудет, доктор, по одной простой причине…— По какой же?— Она вовсе не дочь господина Дарсье.— Что?— Повторяю, она не дочь этого негодяя.— Да вы что! Господин Дарсье…— Господин Дарсье — ее отчим. Ее отец, настоящий отец, умер, когда она родилась. Мать Жанны вышла замуж за кузена своего мужа, который носил ту же фамилию, и в тот же год умерла. Жанна осталась на руках господина Дарсье. Он сперва увез ее за границу, а потом купил этот замок и, поскольку здесь никто его не знал, выдал девочку за свою дочку. Жанна и сама не знает тайну своего рождения.Ошеломленный доктор пробормотал:— Это точно?— Я провел целый день в парижских мэриях. Навел справки по книгам записи актов гражданского состояния, расспросил двух нотариусов, видел все документы. Никаких сомнений быть не может.— Но все это никак не объясняет преступление, серию преступлений…— Конечно, — заметил Люпен, — но в самом начале, когда я впутался в это дело, одна фраза мадемуазель Дарсье натолкнула меня, в каком направлении нужно вести поиски. Она сказала: «Мне еще не исполнилось пяти, когда умерла мама. Это было шестнадцать лет назад». Значит, мадемуазель Дарсье должно исполниться двадцать один год, то есть она станет совершеннолетней. И я сразу увидел в этом одну крайне важную деталь. Когда человек достигает совершеннолетия, ему должны дать отчет относительно его финансового положения. А как обстояли дела с состоянием мадемуазель Дарсье, прямой наследницы своей матери? Разумеется, я в тот момент и не подумал об ее отце. К тому же господин Дарсье притворялся немощным, лежачим, больным…— Он действительно болен, — прервал Люпена доктор.
1 2 3 4 5 6